«Если», 1994 № 11-12 - [62]

— Приму все возможные меры, сэр, чтобы подобное известие до вас не дошло, — бодро ответил Ретиф.

Зеленое утреннее солнце Оберона изливало теплый свет, когда Ретиф, оседлав выносливого битня — несколько менее крупного и более смирного сородича свирепых топтунов, укрощенных громилями, — выехал из городских ворот. На вершинах деревьев заливались веселыми трелями желтые и синие смеюки, робкие струйники шебуршились в траве. Мерное посвистывание безрогих жуков, сзывающих свой молодняк, придавало всей этой идиллии нечто убаюкивающее.

Ретиф миновал район опрятных маленьких ферм, где коренастые землепашцы-дубусы, завидев его, разевали рты и застывали на пашне. Дорога, извиваясь, перешла в холмы, лес обступил ее. После полудня Ретиф спешился, стреножил битня, присел вблизи водопада и основательно закусил бутербродами с паштетом, запивая их шипучим «Черным Бахусом» из фляжки. Он как раз доедал эклер со взбитыми сливками, когда над ухом его просвистела двухфутовая стрела и вонзилась дюймов на шесть в плотный синий ствол дерева ню-ню, стоявшего прямо за ним.

Ретиф неторопливо поднялся, зевнул, потянулся, извлек из кармана ванильную дурманную палочку и подпалил ее, не переставая шарить глазами по подлеску. Что-то мелькнуло в кустах шутихи; вторая стрела пронеслась мимо, едва не зацепив его плечо, и с шелестом исчезла в подлеске. Ретиф, притворясь, будто ничего этого не заметил, неспешно шагнул в сторону дерева и тут же исчез за ним. Здесь он быстро согнул гибкую ветку, проросшую из двухфутового пня и достававшую Ретифу до поясницы, и воткнул конец ее в мохнатую пористую кору, использовав в качестве клина тлеющую палочку величиной со спичку. Затем он поспешно ретировался, стараясь, чтобы дерево оставалось между ним и невидимым лучником, и укрылся в густом кустарнике.

Прошла минута; треснул сучок. Неподалеку от дерева возник здоровенный татуированный громиль; крупное, кряжистое тело его обтягивали грязные шелка, в кулаке величиной с хороший валун был зажат короткий, толстый, изогнутый самострел с оттянутой тетивой и стрелой, держащейся на зарубке. Охотник за черепами на цыпочках подобрался поближе к дереву, затем прыжком обогнул его и, обнаружив, что добыча ускользнула, повернулся, вглядываясь в подлесок.

В тот миг согнутая ветка, освобожденная сгоревшей наркотической палочкой, стремительно распрямилась и ударила изумленного лучника по отвислому заду, обтянутому зеленым бархатом. Лучник подскочил (стрела, смачно чавкнув, вонзилась в землю у его ног) и замер.

— Не бейте меня больше, господин! — печальным тенором взмолился он. — Это меня большие мальчишки подучили…

Ретиф неторопливо вышел из укрытия, кивком поприветствовал громиля и вытянул самострел из его ослабевшей руки.

— Неплохая работа, — похвалил он, разглядывая оружие. — Это гроачи тут торговали такими?

— Торговали? — обиделся громиль. — Я отнял его у пятиглазых в открытом и честном бою, хочешь верь, хочешь нет.

— Прошу прощения, — Ретиф извлек из колчана стрелу, примерил ее к самострелу и небрежно осведомился: — А ты, случайно, не из шайки Гордуна?

— Вот именно, что не случайно, — многозначительно ответил громиль. — Я выдержал Испытание, как и другие разбойники.

— Удачно, что мы повстречались, — сказал Ретиф. — Я как раз направляюсь с визитом к Его Неистовству. Проводишь меня к нему?

Громиль распрямил двухсотдевяностофунтовое тело…

— Фим Глуп на роль предателя не годится.

— Я, собственно, не предательство имел в виду, — запротестовал Ретиф. — Просто намеревался поупражняться в дипломатии.

— Ни единый чужак не войдет в становище Гордуна иначе как пленником, — провозгласил громиль, выкатив на Ретифа мерцающие глаза. — Ну, держись…

— Не забывай, самострел все еще у меня, — напомнил Ретиф.

— Много пользы он тебе не принесет, — прорычал, приближаясь, Фим Глуп. — Только рука истинного громиля способна натянуть его тетиву.

— Правда? — Ретиф наложил и легким движением оттянул стрелу, так что острие ее оказалось на крутой дуге лука. Еще один дюйм — и крепкое слоистое дерево с шумом треснуло.

— Я понял, что ты имел в виду, — сказал Ретиф.

— Впрочем, изделия гроачи никогда особым качеством не отличались.

— Ты… ты сломал его! — полным глубокого отчаяния голосом произнес Фим Глуп.

— Не огорчайся, мне будет нетрудно раздобыть для тебя новый. У нас среди спортивного снаряжения есть несколько дамских моделей, с которыми тебе не придется особенно утруждаться.

— Но… я считаюсь самым сильным лучником в шайке!

— Плюнь, Фим, не расстраивайся. Лучше представь, как они станут тебя уважать, когда ты приведешь плененного тобою живого землянина.

— Как это?

— Да так. Подумай сам: я тут совсем один, оружия у меня никакого нет, где же мне сопротивляться?

— Да… но однако ж…

— Знаешь, все-таки лучше будет, если ты приведешь меня как пленника, не являться же мне туда самому, да еще рассказывать, что это ты показал мне дорогу.

— Неужто ты решишься на такую подлость? — задохнулся Фим.

— Определенно решусь, если мы немедленно не тронемся в путь, — заверил его Ретиф.

— Ну хорошо, — вздохнул Фим. — Похоже, деваться мне некуда. Вернее, это тебе некуда деваться. Шагай вперед, пленник. Остается только надеяться, что Его Неистовство нынче в добром расположении духа. Иначе он вздернет тебя на дыбу, и ты ему мигом все выложишь!