«Если», 1994 № 01 - [17]

Сопровождаемый лейтенантом Харрисоном, Конвей, держась за буксирный трос, поплыл к вращающемуся судну. Из-за того, что трос тоже вращался, им почудилось, что сам корабль неподвижен, а мироздание выписывает вокруг них головокружительные спирали. Маннен остался в шлюзе бота, заявив, что слишком стар для акробатических упражнений; Приликла избрал иной способ передвижения: он применял для маневрирования движитель скафандра.

Теперь, когда пациент находился почти в бессознательном состоянии, Приликле, чтобы чувствовать изменения в эмоциональном излучении, следовало быть как можно ближе к нему. Однако Конвею стало страшно за эмпата, такого маленького рядом с инопланетным кораблем, вращавшемся в пространстве этаким крылом громадной ветряной мельницы. Правда, вслух он своих опасений не высказывал, ибо в том не было надобности.

— ценю вашу заботу, друг Конвей, — заметил Приликла, — но мне вряд ли суждено быть раздавленным.

Конвей с Харрисоном отпустили буксирный трос и прицепились к корпусу звездолета с помощью магнитных присосок на подошвах и перчатках скафандров. Магнитный захват «Декарта» сильно повредил корпус чужака: из многочисленных трещин клубами вырывался пар. Похоже, металл обшивки не толще бумаги, подумал Конвей, глядя на вмятины, оставленные его башмаками; ему даже показалось, что неосторожным движением он рискует проделать в обшивке дыру.

— Не все так плохо, доктор, — сказал лейтенант. — На заре наших космических полетов, до того как контроль гравитации, гиперпространственные перемещения и атомные двигатели позволили не учитывать весовые характеристики, мы тоже старались насколько возможно облегчить корабли.

— Тем не менее, — отозвался Конвей, — у меня такое чувство, будто я лежу на тонком-тонком льду и слышу, как журчит подо мной вода — или топливо. Проверьте, пожалуйста, корму, а я пойду на нос.

Они взяли образцы замерзшего пара, постучали по обшивке, прослушали через высокочувствительные микрофоны доносившиеся изнутри корпуса шумы. Приликла сообщил, что неведомый астронавт не замечает гостей. Все шумы, которые раздавались в наушниках скафандров, имели, следовательно, механическое происхождение. Судя по ним, на борту звездолета размещалось довольно много оборудования.

Конвей с Харрисоном постепенно отдалялись друг от друга. Чем дальше они расходились, тем сильнее действовала на них центробежная сила. Она так и норовила оторвать их от корпуса корабля. Поскольку Конвей двигался к носу, ему приходилось сражаться с отрицательным потенциалом. Впрочем, особых неудобств он пока не испытывал, если не считать зрелища, которое являли собой спасательный бот, Приликла и огромная рождественская елка, какой выглядел со стороны Космический Госпиталь: все они вращались вокруг застывшего в неподвижности носа чужого звездолета. Стоило ему закрыть глаза, как головокружение ослабевало, но тогда он не видел, куда идет. Он вынужден был шаг за шагом увеличивать мощность магнитных присосок, несмотря на то, что опасался повредить хрупкую металлическую обшивку. Впереди, в нескольких футах от него, из корпуса выдавалась короткая трубка, должно быть, перископ — Конвей осторожно направился к ней. Внезапно он поскользнулся, упал и инстинктивно ухватился за трубку. Та начала гнуться, и он тут же разжал пальцы и полетел прочь от корабля, как выпущенный из пращи камень.

— Куда вас понесло, доктор? — буркнул Маннен. — Вы что, провалились внутрь?

— Скорее, наружу, — фыркнул Конвей, включая один из аварийных фонарей скафандра. — Видите меня? — Ответ пришел немедленно: он ощутил, как скрестились на нем и повлекли к спасательному боту силовые лучи. — Нелепо все это, нелепо и смешно! Мы что-то слишком долго возимся. Лейтенант Харрисон, доктор Приликла, возвращайтесь на борт. Попробуем иначе.

Пока шло обсуждение его нового предложения, Конвей распорядился сфотографировать инопланетный корабль под всеми мыслимыми углами и отдал в лабораторию бота на анализ взятые им и Харрисоном образцы. Обсуждение затянулось, оно еще продолжалось, когда принесли снимки и результаты анализа.

Лаборатория установила, что предметом утечки является не топливо, а вода, которая используется только для дыхания, потому что в ней не содержатся те организмы, что кишат в морях и океанах Митболла. Кроме того, в ней присутствует избыточный процент С0₂, то есть, другими словами, она здорово застоялась.

Внимательно изучив фотографии, Харрисон, который оказался специалистом по истории космоплавания, объявил, что на корме звездолета имеется тепловой отражатель с энергоустановкой, работающей на твердом топливе. Теперь ясно, что на корабле есть не только система жизнеобеспечения, которая, исходя из размеров корпуса, должна быть весьма примитивной. Лейтенант прибавил, что, в отличие от дышащих воздухом астронавтов, которые могли брать с собой запас сжатого воздуха, вододышащие такой возможности лишены. На носу звездолета виднелись люки, из которых, очевидно, выбрасывались при посадке на планету тормозные парашюты. Футах в пяти от них располагалась панель около пятнадцати дюймов в поперечнике. Харрисон уверял, что это не что иное, как входной люк, ведущий в кабину пилота. Он заметил: примитивность конструкции звездолета исключает вероятность того, что за панелью находится переходник шлюза; она, по-видимому, открывается прямо в кабину. Лейтенант предостерег Конвея от того, чтобы пытаться проникнуть в корабль через этот люк, поскольку центробежная сила немедленно вышвырнет в пространство всю воду, которой заполнено судно. Вернее, произойдет выброс половины объема, потому что на корме вода останется; однако астронавт наверняка находится в носовой части корабля.