Эскиды - [24]

Ноги сами несли по тропе вниз. Как в былые времена, Эшору вновь охватила необъяснимая сладкая тоска. Всё же было в этом месте что-то знакомое… Знакомое, но, словно забытое… Девушки медленно, как зачарованные, прошли вдоль благоухающего цветника, робко касаясь упругих лепестков незнакомых им цветков. Тонкий шип глубоко впился в раскрытую ладонь. Эшора судорожно вздохнула и отдернула руку от стебля. На кончике пальца выступила крохотная капелька крови. Девушка прижала палец к губам, высасывая грязную кровь и оглянулась. Она успела почти забыть, как здесь хорошо.

На низеньком старом крылечке стояла древняя как мир старушка. Длинные седые волосы тугой косой, подобно диковинной змее обвивались вокруг головы. Старенькое чистое платье ветхим подолом скользило по протертым каменным ступенькам.

— Здравствуй, — старушка окинула внимательным взглядом девушку и грустно улыбнулась.

Эшора открыла рот и с ужасом поняла, что все тщательным образом подготовленные вчера слова рассыпались как прах и пепел. Ее здесь ждали! В голове стало сразу как-то нереально пусто. Пусти туда ветер — ему будет, где разгуляться. Она чуть заметно сглотнула, мучительно пытаясь разродиться словами, но этот взгляд… Древний и юный, мудрый и растерянный, чужой и такой знакомый…Он беспрепятственно проникал в самые потаенные глубины ее души так легко, что вновь становилось жутко и спокойно одновременно…. Эшора медленно подняла глаза, и их взгляды встретись — черный как ночная мгла и зеленый, словно лесной мох. И на мгновенье девушке почудилось, будто морщины на старческом лице разгладились и что стояла перед ней отнюдь не древняя старуха, а юная рыжеволосая кудесница — Эшора внутренне содрогнулась от этого наваждения — прекрасная и пугающая в своей невероятной красоте. На чуть припухлых губах ее играла грустная улыбка, а мудрых и лукавых глазах цвета темной хвои светилась невыразимая древняя печаль. Кудесница легко взмахнула рукой и видение рассеялось как неверный дым. Тяжелая деревянная дверь с металлическим кольцом вместо ручки тихо скрипнула и отворилась.

Внутри все было таким же старым как и снаружи. Простые ручной работы полочки с глиняной посудой, незамысловатая старая мебель, на полу плетеный из разноцветных тряпок небольшой ковер. Эшора глубоко вздохнула, пытаясь успокоить разволновавшееся сердце. Вот она и здесь.

Старческие пальцы осторожно коснулись ее ладони, на пульсирующий от боли палец, о котором она совсем забыла, легла полупрозрачная зеленоватая мазь.

— Уколы моих цветов весьма болезненны и опасны, — предупреждая вопрос Кэрл, пояснила Олэсь. — Так, значит, тебя интересует рось? — добавила она, уже обращаясь непосредственно к Эшоре.

Это был не вопрос, а скорее утверждение.

Кэрл с любопытством осматривалась вокруг себя, она никогда здесь раньше не бывала, и может, никогда и не побывала бы, если б не такое дело.

— Да, — ответила она, даже не замечая, что старушка разговаривает не с ней. — Нам необходимо попасть к нему. Не смотря на определенную отдаленность твоего жилища от наших городов, ты наверняка следишь за событиями, — Кэрл качнула головой в сторону стопки газет, возвышающейся на низеньком комоде. — И тебе должно быть известно, что в эти нелегкие на всех нас дни, решается судьба нашего народа.

Олэсь ничего не ответила, с интересом поглядывая временами на ки'конку, она убрала мазь в настенный шкаф и задернула на окне занавески.

— Тебе, как истинной ки'конке, должно быть понятно, что в свете последних событий, многое зависит от того, что скажет рось, — ничуть не замешкавшись продолжала Кэрл, — Несколько лет назад ты на каждом углу кричала, что знаешь как добраться до Хранителей…

Старушка недобро усмехнулась:

— Какая ты прыткая, дитя моё! Видимо, добивать его ты идти собираешься? Или предполагается, что это дело логичнее закончить Эшоре? Ведь на Поле вышла она.

От такой прямолинейности у Кэрл перехватило дыхание:

— Я такого не говорила!

— Но подразумевала, — голос старой ки'конки внезапно стал сухим и трескучим как старые ветки. — Ты права. Можешь считать свою миссию выполненной.

Старушка взглядом не терпящим возражений указала на дверь, которая сама открылась, выпустив идущую на негнущихся ногах Кэрл, и сама стремительно закрылась, едва та оказалась за порогом.

Эшора как во сне опустилась в плетеное кресло-качалку.

— Я так устала, Олэсь. Я так облажалась. Я не просто проиграла поединок…

Старушка сочувствующе покачала головой:

— Девочка моя, зачем столько терзаний? — она взяла её ладони в свои и крепко сжала в знак поддержки. — Как верно заметила твоя спутница, я слежу за событиями и должна сказать: что бы ни произошло там, на Поле, так тому и быть! И говорить о проигрыше время еще не настало.

Эшора задумчиво и нервно грызла ногти, пока не получила по руке легки, но чувствительный шлепок.

— Понимаешь… я не то чтобы хочу… но… ребята… — девушка говорила сбивчиво, невнятно, глотая слова, а порой и целые предложения, и тем не менее смысл ее речи был более чем ясен.

Старушка понимающе кивнула головой и сняла с шеи красивый витиеватый кулон из голубого металла.

— Это мой велин, — она осторожно надела его на Эшору и грустно улыбнулась, — Береги его. Это мой последний друг…и твой пропуск в Березань. Ах…Ведь даром телепатии ты не обладаешь…. Подбрось его в воздух, и он сам отнесет тебя на свою родину. Хранителя ты узнаешь легко. Поверь…Так… Вот это яд и противоядие… на всякий случай, — старушка вложила в холодную ладонь ки'конки два крошечных пузырька. — Что-то еще… — Олэсь задумчиво погладила девушку по плечу и направилась в соседнюю комнату.