Эскиды - [14]

— Что скажешь ты, Ютра, о своем воспитаннике?

Ютра давно ждал момента для защиты Лиалина, но теперь растерялся: что говорить, если уже все сказано и без него. Повелитель смотрел на горящий перед судицами огонь. Языки пламени нетерпеливо тянулись вверх и, отрываясь, исчезали в воздухе.

— О предсказаниях судить не мне, но предназначение Целителя в том и состоит, чтобы защищать жизнь, в какой бы из своих многочисленных форм она не проявлялась. Будь то даже обличье врага. Это его суть. Этому учил его я.

Перун задумчиво гладил бороду, глядя на Хранителя Хранителей. Ютра постарел, но не изменился. По обыкновению уверен в себе, спокоен и немногословен. Точно также он вчера говорил с ним, когда пришел просить за Эдельвейрика, того вздорного мальчишку, что своим безрассудством поставил под удар собственного брата. Узнать, что на Арену выйдет целитель, сайрийцам было не сложно. Но Целителей много, венседов еще больше. Теперь же они знают наверняка, что на Поле вышел ОН, ведь исцеляя ки'конку, Лиалин сиял в мире-между-мирами подобно солнцу. А после выходки Эдельвейрика Варкуле не составит труда найти Целителя в миру. И добить, пока тот слаб. Он бы сгноил Эделя в мире-между-мирами. Но отказать Ютре было невозможно. Кроме того, на мальчишку у него были другие виды. Кайсар встал — по полу заклубились сизые тучи — и подошел к судицам. Вегласные девы отступили на шаг, предоставляя Перуну право выбора.

Некоторое время он смотрел на свой меч. Это всего лишь старая церемония. Обряд, который проводили после каждого поединка, чтобы успокоить свою совесть. Здесь некого было карать и некого оправдывать. Да. Пожалуй, Хорс прав: он действительно стремится избавиться от Лиалина. Но вовсе не из-за личной неприязни, как думает он. Тут совсем иное… Вот Чакоса — да, у него к мальчишке личная неприязнь. Кайсар задумчиво отошел от меча, не спеша прошел мимо огня, но до воды так и не дошел. В голове уверенно сформировывался план действий. Ютра и Чакоса насторожились. Кайсар многозначительно взглянул на темного повелителя. Пожалуй, им есть о чем поговорить, и объявил приговор:

— За беспечность свою и нашу Хранитель Дневного Света уже наказан. — Перун провел ладонью над огнем. Среча, до этого прядущая в уголке, оторвалась от своего занятия и, удивленно приподняв брови, воззрилась на кайсара: наказан?

Но Перун решил не пояснять и перешел к чаше с водой.

— Исцеляя своего противника, Хранитель лишь следовал своему предназначению, — продолжил он. — В этом нет и не может быть преступления! — Он на мгновение опустил ту же руку в воду, что держал над огнем и показал ее всем. Вода, стекая, капала на пол. — Как вода омыла мою руку, так же пусть она смоет с Хранителя всякую скверну. Он будет жить. Но домом ему станет мир-между-мирами. Таково мое слово!

Перун взмахнул руками, и все, кто был в здании Суда, оказались на лесной поляне. Не было только судиц и Велеса. В небе ярко светило полуденное солнце, повсюду в траве стрекотали насекомые, а рядом в роще, порхая с ветки на ветку, щебетали птицы, где-то недалеко журчал ручей.

Ютра чувствовал себя огромным комком нервов. Верховный Хранитель равнодушно посмотрел на оскалившегося на него Чакосу. Ловил на себе одобрительные взгляды своих сторонников. Однако ощущение победы не наступало… Изгнание — это не заточение. Но… мир-между-мирами — страшное место. Особенно для Целителя. Он все понимал: Перуна снедал страх. Было огромной ошибкой выставлять Целителя поединщиком. Но кайсару тогда это казалось хорошей идеей, да и сам Ютра отчего-то не протестовал. Но одобрял ли? Нет. Мир-между-мирами… наказание ли? Вряд ли. Скорее попытка замести следы. Укрыть Целителя от сайрийцев. Но верным ли было такое решение?.. Где-то вдалеке, сквозь плотный туман, Ютра видел, как Чакоса и Мора, перебросившись несколькими словами с кайсаром, удалились в свои владения. Лебединые девы дружной стайкой пошли вниз по траве, бурно обсуждая происшедшие события. Повелители, не спеша, возвращались к себе. Хорс, напевая под нос бравую песенку, весело вышагивая, исчез в лесу.

Вскоре на поляне остались только Ютра и Дивия. Верховный Хранитель оглянулся и неожиданно почувствовал, как подкашиваются его ноги. Он медленно сел на траву и стал тупо сосредоточенно разгибать пальцы. Он и представить себе не мог, что можно с такой силой сжать кулак. Пальцы не поддавалась.

Дивия ласково прикоснулась к его плечу:

— Ты — молодец! — ее голос, подобно весеннему ветру, обдал его вечной свежестью.

— Благодарность моя велика. Знаю, именно твои слова о Свароге и Лиалине повлияли на решение Перуна. Нашего кайсара, увы, больше волновал именно этот вопрос, нежели собственный просчет. — Ютра разжал, наконец, кулак, и, вздрогнув от боли, посмотрел на кровоточащую ладонь. — Как ты узнала о суде?

Дивия загадочно пожала плечами и улыбнулась.

— Ты очень привязан к нему?

Ютра неуверенно качнул головой:

— Перун Сварожич давно вырос и сильно изменился… — Ютра, сжимая ноющую руку, попытался поднялся.

— Я о Хранителе, — пояснила Дивия, садясь рядом.

— Я знаю, — Ютра оставил тщетные попытки и развалился в траве, распугав кузнечиков.