Эскадрилья Всемирной Коммуны - [4]

На фабрике работают пятьсот человек по двенадцати часов в сутки, а ведь на острове белых и желтых потребителей продукции всего только несколько десятков тысяч человек.

Вы представляете такое расширение внутреннего рынка, ибо экспорта ведь у нас нет».

Старик Гассье, знаменитый парижский карикатурист и ветеран революции, еще раз пробовал свой незатупившийся карандаш на знакомой физиономии Муссолини в столь смелой карикатуре, что всегда чопорные английские газеты не решились ее перепечатать.

Но парижане хохотали два дня.

Поход

Уралов не читал в те дни газет. Он горячо выступал и в Вестминстере (здание Правительства), и в рабочих кварталах Лондона, и на гринвичском аэродроме, агитируя за скорейшее выступление против зарвавшейся контр—революции. Его голос разносился по всем радио—приемникам мира. Его квартира в Гринвиче превратилась в склад сочувственных радио—депеш со всех концов мира. Америка выслала двести сорок крупнейших самолетов типа В 9–4, Япония и Китай запрашивали, сколько дирижаблей требуется для обслуживания тыла экспедиции.

Германско—французское объединенное морское ведомство уже отправило дредноуты и субмарины, впервые за четыре года вышедшие в столь дальний рейс, в Порт—Наталь.

В России Главвоздухфлот должен был прекратить прием добровольцев в Ураловскую экспедицию, опасаясь в конце концов за регулярную работу собственного воздушного транспорта.

Зная о существовании пикриноловых воздушных мин Битерфорда, Уралов добивался приспособления самолетов в сторону наибольшей устойчивости.

Десятки изобретателей и конструкторов работали на всех авио—заводах Британии и Франции. Попасть в воздушный цилиндр Битерфорда представляло крупную неприятность даже для моделей В—4, устойчивость которых в «мирной» обстановке ураганов над Южной Америкой была идеальна.

Ямы Битерфорда были опасны в особенности малым аэропланам (на пятнадцать пассажиров) разведывательной службы и «стрекозам» службы связи.

Эти последние, впрочем, к великому сожалению Уралова, не могли принять участия в предстоящем сражении, так как не представлялось возможным установить на них тяжелые электро—отводы и телеаккумуляторы, предназначенные против волн Пуассона, без лишения стрекоз необходимой быстроходности в семьсот—восемьсот километров.

14 мая 1944 года, в шесть часов по лондонскому времени, Эскадрилья Всемирной Коммуны снялась с гринвичского аэродрома. Впереди шли пятьдесят два разведчика А 1–1, за ними штабной самолет Уралова В—4 bis, окруженный отрядом из сорока американских аппаратов и двенадцати «стрекоз».

Главная масса истребителей с интервалом шла в десять километров, вся эскадрилья замыкалась японо—китайским дирижабельным обозом. Пятьсот семьдесят машин волновали воздух.

Даже видавшие виды на праздниках Мировой Революции (7–го ноября) обычно невозмутимые лондонцы и те с бою занимали места в пассажирских аэропланах, впиваясь биноклями в дюр—алюминиевые сгустки мощи мира.

Дирижабль правительства неподвижно стоял над Вестминстером, и члены Всемирного Совнаркома, не отрываясь, смотрели на восток, где шла флотилия, багровая в закатных лучах.

Пятнадцать тысяч храбрейших солдат революции уходили на юг. Тысячи пудов интритола, дымовых гранат, сонного газа, ядовитейших металлоидов посылал разгневанный пролетариат Мадагаскару.

Когда поравнялись с Лондоном, огромные рупоры судовых радио—фонов, отражая мощные звуки оркестра Британской Коммунистической Республики, загремели Интернационалом. И каюты самолетов в ответ загремели, на другой волне, разноязычным «ура» мировому городу, столице планеты. Это великое приветствие было электрически сфонографировано, чтобы еще раз грозно прозвучать над ненавистным островом паразитов.

Ветераны 1918—21 г., русские красновоенлеты, товарищи Уралова, смахивали слезу, мешавшую смотреть на туманный гигантский город.

Бедный Убанунга—Га рыдал.

— Ну, растрогался горячий человек, — сказал Уралов по—русски и, повернувшись к штабным, заметил, перейдя на английский язык:

— Пора за работу, товарищи.

Тревога на Черном Острове

Капштадтский аэродром оказался, как и следовало ожидать, не в состоянии принять дорогих гостей, длительное пребывание в Капштадте оказалось решительно невозможным. Это обстоятельство окончательно убедило Уралова не медлить с началом военных действий, тем более, что группа парламентеров на восьми разведывательных аэропланах, радио—телеграфировавших ультиматум Уралова на слабые станции Мадагаскара, подверглась оскорблениям и угрозам пикринолом и даже обстрелом, к счастью не причинившим вреда.

22–го мая, в то время, когда Фохтбург, главный город контр—революции, только еще просыпался, Уралов, снесшись по радио с германско—французскими дредноутами, уже подходившими к Порт—Наталю, отдал приказание эскадрилье готовиться к походу. Стршла курсом Nord—Ost—Ost со скоростью, не превышающей триста километров, в расчете к десяти часам вечера прибыть к Фохтбургу. Масляно шипели насосы, глотая разряженный воздух холодного поднебесья и нагнетая его в каюты. Уралов послал разведку вперед и дал распоряжение в Порт—Наталь держать прибывшие морские электро—суда, по старой терминологии, «под парами».