Ёсико - [116]

Шрифт
Интервал

Интервью было коротким. У Лейлы было совсем мало времени, и затягивать интервью было все равно что подвергать ее излишней опасности. Ямагути-сан и я были так тронуты ее искренностью, что на обратном пути в гостиницу не проронили почти ни слова. Она была такой нежной, что почти невозможно было представить ее в образе коммандос, с ручными гранатами и «Калашниковым» в руках. Лейла сказала нам, что ненавидит войну и убийство. Нет, она не может утверждать, что ненавидит евреев, — она ненавидит сионистов, сказала она, потому что они отобрали ее дом и изгнали ее народ с родной земли. К сожалению, объяснила она, вооруженная борьба — единственный способ вернуть людям свободу. Ямагути-сан спросила ее о жизни невинных людей. Разве честно было подвергать их жизнь опасности? Лейла нахмурилась, будто легкая тень пробежала по нежным чертам ее лица.

— Всякая смерть ужасна, — сказала она. — Я плачу даже над погибшей пташкой. Но, к сожалению, войны без жертв не бывает. Мы слабы. Наш враг силен, у него большая армия, их поддерживают американцы. И все равно мы должны бороться. Нет другого способа заставить мир обратить внимание на наши страдания. Знаете, я готова умереть. Я даже буду приветствовать свою смерть. Умереть за людей — самое прекрасное, что может сделать человек. Способность жертвовать собой ради справедливости — вот что отличает человека от зверя…

Я слушал ее — и ощущал себя полным ничтожеством. Я не готов пожертвовать собой ради чего бы то ни было. Вместо этого я беспокоюсь о своей карьере в кино, о своей сексуальной жизни, о деньгах. Пока палестинцы умирают за свою свободу, я снимаю «розовую» порнушку для грязных стариков, сидящих в кинотеатрах, где воняет мочой.

В тот вечер Ямагути-сан пришла на ужин в платке, обвязанном вокруг головы в точности так, как у Лейлы. Мы заказали мясо по-ливански и восхитительное красное вино из долины Бекаа. Я заметил, что она все еще потрясена дневными событиями. Мы говорили о храбрости Лейлы. Я сказал ей о том, что чувствую себя бесполезным. Она отвернулась. Я заметил, что ее глаза наполняются слезами.

— Потерять дом — это худшее, что может случиться с человеком, — сказала она. — Я тоже потеряла свой дом, ты знаешь. И я предала свой народ.

Я сказал:

— Но ведь вы японка.

— Да, я японка, знаю, но Япония никогда не была моим домом. Моим домом был Китай. Как только ты теряешь свой дом, ты становишься скитальцем без корней. Люди говорят, что я космополитка. Что весь мир — мой дом. Я и сама так часто говорю. Мне нравится думать, что это правда. Но на самом деле глубоко в душе я бездомна, как эти евреи. Оттого страдания бедных палестинцев поражают меня еще больше. Как могут евреи, которые так настрадались от преследований, вытворять то же самое с другими народами? Как они могут?

Я сказал, что дело не только в евреях. Постарался объяснить ей, что это целая система западного империализма, возглавляемая Америкой и управляемая евреями. Возможно, в прошлом евреи страдали, но они раздули свои страдания до небес, дабы оправдать себя за то, что сами ведут себя как нацисты. Это была их месть. Вопрос только в том, евреи ли манипулируют западными державами, желая до конца осуществить свою месть над невинными людьми, или же это западные державы используют евреев, чтобы контролировать Ближний Восток. Ведь без арабской нефти капиталистическая система рухнет…

Пока я говорил, Ямагути-сан молча наблюдала за людьми в ресторане. Она слегка упрекнула меня за то, что я такой интеллектуал.

— Вся это теория, — сказала она, — слишком сложна для меня. Я просто думаю о человеческом страдании. Политика — для академистов. Журналист должен показывать жизнь реальных людей, их храбрость, любовь, мечты.

Я понимал, что она чувствует. И сам чувствовал то же самое. Но было ли этого достаточно? Не рискуем ли мы скатиться в буржуазный сентиментализм? Что значат чувства, если за ними не следует действие? Лейла Халед всколыхнула во мне то, чего я не мог объяснить словами. В ее умении держать себя было нечто, адресованное не только сионистам, но и всем тем, кто, как и я, отказывался помочь палестинцам, кто поворачивался спиной к ним, возвращался домой, чтобы строчить свои статьи да клепать телепрограммки, у кого не было храбрости помочь молящим о справедливости. Знаю, это могло звучать нахально, но я сказал об этом Ямагути-сан, добавив, что мы, японцы, несем особую ответственность и должны бороться против колониального угнетения, потому что однажды мы сами были угнетателями.

Она снова надела очки. Ей не нравилось, когда люди видят, что она плачет. Я чувствовал себя немного виноватым — словно залез на чужую территорию или вроде того. Но она сказала то, чего я никогда не забуду:

— Я ненавижу жестокость и войну. Этого я достаточно насмотрелась, когда жила в Китае. И я все время желала одного — мира. Я не понимаю, почему люди хотят убивать друг друга. Я журналист, а не политический активист. А ты еще молод. Перед тобой целая жизнь. Ты прав: мы, японцы, должны загладить вину. Делай то, что считаешь правильным. Не подчиняйся власти слепо. Не будь лягушкой в колодце. Ты должен мыслить глобально. Все время, что мы находимся здесь, я думаю о Китае, о моих студенческих годах в Пекине, когда мои самые близкие друзья говорили о сопротивлении Японии. Все это было так сложно для меня. Я не могла ясно понять, что мы, японцы, творили. Сейчас понимаю. Евреи, которые страдали сами, стали новыми угнетателями. Но мы, японцы, которые когда-то были угнетателями, теперь должны помогать угнетенным. В этот раз мы должны быть на правильном пути.


Еще от автора Иэн Бурума
Убийство в Амстердаме

Однажды утром в Амстердаме известный режиссер и писатель Тео ван Гог, потомок знаменитого художника, ехал на велосипеде в киностудию. Молодой мусульманин хладнокровно выстрелил в него несколько раз и добил жертвенным ножом. Причиной расправы послужил фильм «Покорность», рассказывающий о жестоком обращении с мусульманскими женщинами, который ван Гог снял вместе с членом парламента Нидерландов Айаан Хирси Али, нажившей себе немало врагов открытой критикой ислама. Гибель режиссера потрясла маленькую страну, гордившуюся своей толерантностью, открытостью, гостеприимством по отношению к иностранцам, а также собственной моделью мультикультурализма.


Рекомендуем почитать
Ателье

Этот несерьезный текст «из жизни», хоть и написан о самом женском — о тряпках (а на деле — о людях), посвящается трем мужчинам. Андрей. Игорь. Юрий. Спасибо, что верите в меня, любите и читаете. Я вас тоже. Полный текст.


23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!


Не говори, что у нас ничего нет

Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Земля

Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.


Жить будем потом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лунный тигр

Клуадия, в прошлом «экстремальная» журналистка, побывавшая не в одной горячей точке, приближаясь к жизненному финалу, пересказывает дочери историю любви своей юности. Встретившись в Египте в разгар Второй мировой войны, Клаудия и ее возлюбленный Том живут одним днем. Испытывая к друг другу истинную любовь, они в то же время не находят себе места от ревности, и постепенно их отношения подходят к опасной грани. Вскоре сама жизнь разлучает эту красивую пару навсегда — Том не вернулся из очередной вылазки на линию фронта.


Бумажные города

Выпускник школы Кью Джейкобсен с детских лет тайно влюблен в свою прекрасную и дерзкую соседку Марго Рот Шпигельман. Поэтому, когда однажды ночью она приглашает его принять участие в «карательной операции» против ее обидчиков, он соглашается. Но, придя в школу после их ночного приключения, Кью узнает, что Марго исчезла… оставив для него лишь таинственные послания, которые он должен разгадать, чтобы найти девушку. И Кью бросается в отчаянную погоню, но девушки, которая долгие годы царила в его сердце, на самом деле нет.