Эсхил - [45]

— Разойдись! — закричал Харальд. — Разойдись! В сторону!

Распихивая толпу руками, он подошел к капитану. Трудно было сказать, в каком он находился состоянии. Его кожа была мертвенно бледной, а лицо мокрым. Его предплечье было прижато к швартовочной тумбе, оно было как-то странно повернуто, сквозь кожу торчал осколок кости. Харальд вспомнил наставления старого друга: «Нужно перерезать канат, как можно ближе к узлу, иначе он отпружинит назад». Смысл в этих словах был, но времени на точный удар не оставалось. Он подумал о том, что бы сказал Генрих, если бы знал, что от его совета будет зависеть его собственная жизнь.

— Аккуратнее! — крикнул позади него Карл. — Ради бога, не порань его!

Харальд замахнулся и ударил. Удар получился хорошим — канат удалось перерубить наполовину. Затем судно снова качнулось и он упал.

— Сейчас опрокинемся! — крикнул кто-то.

Харальд снова поднял топор и понял, что не может замахнуться — угол наклона стал слишком крутым. Он опустил топор и начал молотить по канату мелкими частыми ударами. Шли долгие секунды, но нити каната начали рваться.

На палубе разбилось ещё несколько ящиков. Кто-то заскользил на животе за борт. Ему удалось зацепиться за лестницу на передней палубе и уберечь себя от падения. Глаза несчастного блестели от страха.

Харальд продолжил бить по канату, слушая, как рвутся нити. Генрих перестал кричать и лейтенант уже не был уверен, что капитан жив.

И тут канат порвался. Треск и его разорвало надвое. Судно тут же качнулось в обратную сторону, вслед за ним полетели люди и груз. Харальд потерял равновесие и снова упал.

— Вырвались! — закричал он. — Вырвались!

Тело Генриха проскользило по палубе и отлетело к стене. Оно перекувыркнулось через фальшборт и исчезло в ледяных водах.

— Нет! — выкрикнул Харальд. — Нет!

Вскоре судно успокоилось и воцарилась тишина. Капитан исчез вместе с пиратским кораблем.

3

Тишина, воцарившаяся с гибелью Генриха, окутала судно, словно покрывало. «Адальгиза» превратилась в бездушный механизм, который шел мимо мелких островов, неся на борту только призраков. Ремонт занял 12 часов и, с тех пор, не было никаких происшествий.

Для Доминика эта тишина не была никак не связана с капитаном. Вместе с семьей он безропотно вернулся в кладовую, ожидая заслуженной кары. Часы проведенные во тьме, сводили его с ума. Его план провалился, и из-за этого, под угрозой оказались их жизни. Несмотря на все его угрозы, он понимал, что его дочери не так защищены, как бы ему хотелось думать. Ему доводилось видеть, как в Рейхе пытали заключенных. Они отняли у него Мэгги. Наверное, теперь отнимут и Софию с Люсией.

Он плакал, сидя в темноте.

Вскоре они пришли за ним, за девочками и за Ари. Какое-то время они стояли, обнявшись.

Только София смогла что-то сказать.

— Всё в порядке, папа, — произнесла она. — Мы любим тебя.

Он рассмеялся от её слов. Затем задумался. Задумался над тем, что они подумают, если лейтенант вернется и уведет его. Будут ли они столь снисходительными?

Вскоре он уснул и его сны были полны отчаяния. Во сне он стоял на палубе с топором в руке. Только, вместо Зайлера у его ног лежала София. Когда судно качнулось, она сползла за борт. Это было самое ужасное видение — тонущая София.

Когда он очнулся, то понял, что находится в камере один.

— София? — позвал он. — Ари?

В приступе паники он поднялся на ноги. Покачиваясь, он вышел в коридор, к каютам экипажа. Там находилось несколько человек. Они сидели на лавках и смотрели на него голубыми арийскими глазами.

— София? — выкрикнул он. — Люсия?

Он осмотрел комнату, надеясь, что не заметил их за лавками или за телом мертвого матроса.

Кто-то схватил его за локоть, последние остатки сна исчезли и он увидел лежавшего в гамаке сержанта Айхмана. В другой руке он держал переведенный на немецкий том «Энеиды». Трудно было представить подобную книгу в этой руке. Доминик привык считать, что его захватчики были тёмными и неграмотными.

— Где мои дочери? — прошептал он. Он понимал, что вопрос звучал глупо, потому что иной причины находиться здесь у него не было.

Вместо ответа Ян освободил его локоть и указал на потолок. «Наверху».

Доминик бросился к лестнице. Он подумал, как же он устал от всего этого. Время, проведенное в заключении многое меняет в голове. Заставляет на многое смотреть иначе. Это привело его к другой мысли: оставил бы он Зайлера в живых, если бы они провели на судне день, вместо месяца? Испытывал бы он сострадание, был бы настолько истощен? Он вздрогнул. Лучше перестать об этом думать, пока эти мысли не захватили его.

Он взбежал на палубу.

— София?

И тут он увидел их, всех троих, стоявших у фальшборта. Если рядом и был Зайлер или лейтенант, поблизости никого из них видно не было. Возможно, неудавшаяся попытка бегства прибавила им самоуверенности. А почему нет? Мысли о бегстве теперь вызывали только грусть и тоску.

Девочки обернулись на звук его голоса и улыбнулись. Доминик обнял их.

Когда он отпустил их, Ари произнес:

— Взгляни-ка. Мы на месте, Дом.

Когда Доминик посмотрел, куда указывал Ари, то замер с открытым ртом. Открывшаяся перед ним картина не была похожа ни на одну, из виденных ранее. Он увидел песчаный пляж, испещренный крошечными озерцами голубой воды, с осколками льда в них, которые блестели на солнце. За пляжем Доминик разглядел черную землю, которая образовывала холмы, покрытые, будто, вытолкнутыми прямо из ядра планеты скалами. Вершина самого высокого холма была покрыта облаками и было неясно, где заканчивалась снежная шапка и начинались тучи. Окажись тут верующий человек, он бы, наверное, решил, что это путь в рай, возведенный Господом, но Доминик подумал, что эти допотопные скалы были выстроены предками христианского бога и вели в Вальхаллу или на вершину горы Олимп.