Эсхил - [3]

«Меня зовут Айзек, — подумал он. — Человека наверху зовут Абрахам. Я скажу ему, что меня зовут Айзек».

— Что? — спросила Ада.

Макс понял, что бормочет вслух.

— Ничего! Идем! Быстрее!

Он повернул голову и услышал глухой щлёпающий звук.

Шлёп. Шлёп. Шлёп.

Что-то скатилось вниз по ступеням и остановилось у его ног. Макс отскочил в сторону, сердце бешено колотилось. Это «что-то» оказалось телом человека. Или, когда-то было человеком. Макс заметил, что на голове не хватало куска черепа. Если бы Макс посмотрел внимательнее, то разглядел бы в левом глазу входное отверстие от пули, но, к счастью, он этого не сделал.

Ноги не желали слушаться. Позади него с открытым ртом замерла Ада, будто это была не она, а фотоснимок.

Оцепенение не прошло даже тогда, когда позади них дверь открылась. Оно не прошло и, когда на вершине лестницы появилась фигура и начала спускаться к ним. В конце концов, Макс смог выдавить из себя:

— Меня зовут Айзек.

Мужчина ударил его в лицо легкой тростью и Макс покатился вниз, мимо немцев, прямо туда, где лежал труп.

— Это был номер один, — с немецким акцентом произнес неизвестный, указывая на труп. — А это будет номер два, — он указал на Аду. — Всё ясно?

Макс кивнул, в глазах всё двоилось.

— А сейчас ты мне расскажешь всё о Доминике Камински и о том, куда он направляется.

— Хорошо, — произнес старик. — Я расскажу.

Ответы на вопросы выходили из него с трудом и желчью, словно рвота. Он говорил и это было последнее, о чем он говорил в своей жизни.

Глава 1: Наследство

Фэйрфакс, Вирджиния. Наши дни.

1

Старик, наконец, умер.

Кейт смотрела на надгробие и думала о том, как бы её отец рассердился, если бы узнал, что оно стоило государству целых 13 тысяч долларов. От этих мыслей она горько улыбнулась. «Никогда не трать ни цента, не будучи уверенной, что он к тебе вернется, тыковка, — постоянно повторял отец. — А то будешь жить, как мать — по уши в долгах и кредитных картах». После этого он обычно улыбался и теребил её волосы, даже тогда, когда она стала выше его на целый дюйм, а мать давно уже умерла. Таким был её отец, полным добродушного упорства, когда считал, что знает, как лучше. Наверное, все отцы такие.

Эти воспоминания вызвали у неё улыбку. Вспоминать об этом было гораздо лучше, чем вспоминать о том, каким он был последние двенадцать часов своей жизни. Он лежал на больничной кушетке, окруженный бесчисленными проводами и трубками, в то время как, две дюжины кретинов околачивались рядом и пытались поймать его последние слова.

Пресса так увлеклась освещением его смерти, что это стало неожиданностью для всех. «Таймс» назвала его «самым могущественным вице-президентом со времен Дика Чейни». Что бы это ни значило, тон был хвалебным. Все его успехи и достижения были изложены в воскресном приложении, статья была снабжена обилием дат и фотографий. Разумеется, в этом списке не было ни Кейт, ни её брата. Она полагала, что, раз уж ты решил взбираться вверх по политической лестнице, твоя семья становилась чем-то вроде аксессуара — костюма или прически — необходимого, да, но вряд ли, достойного отдельного упоминания.

— Ты бы никогда не сказал нам об этом, даже если бы и признал, что это правда, да, папа?

Она покраснела, когда поняла, что произнесла это вслух. Наверное, так думать несправедливо. Даже во время последних выборов отец всегда находил время для них с Бобби. Она полагала, что многие девушки пришли бы в восторг, оказавшись внутри самой большой в мире политической кухни, но Кейт всегда держалась строго выверенного плана. В отличие от брата, который летел по жизни метеором, менял одну работу за другой, пока не осел в секретном аналитическом центре в столице.

До смерти отца Бобби лишь однажды побывал у него в больнице. Для него это было нормально, и не потому что он отца любил меньше, чем Кейт. Он был просто недоступен. Она была уверена, что всё это время он был в городе, занимаясь своими делами. Скорее всего, напивался с дружками до потери сознания в своем любимом борделе в Чайнатауне. Она спросила себя, не в этом ли состоит суть понимания мужчин?

Зазвонил мобильник, и Кейт подпрыгнула от неожиданности. Поначалу, она не хотела отвечать, но потом решила, что бесконечно прятаться не получится.

— Алло?

— Привет, Кейтлин. Говорить можешь?

Только её крестный называл её полным именем. Кейт это бесило.

— Как дела, Готфрид?

— Слушай, я только что вернулся в город. Нужно поговорить. Можешь приехать?

Она вздохнула.

— О чём говорить, хоть?

— Не хотел бы обсуждать это сейчас.

— Не хочешь обсуждать сейчас, я не буду слушать потом.

На другом конце провода воцарилось молчание, Кейт даже представила, как он хмурится.

— Ладно. Дело в твоём… скажем так, наследстве. Понимаю, что сейчас не время, но будет лучше, если обсудим всё сегодня.

— Оглашение завещания было два дня назад, Готфрид. Если ты не забыл…

— Это важно, — резко сказал он, перебивая её. — Публично об этом говорить не стоит. Это приложение, лично для тебя.

— Приложение?

— Твой отец составил его всего неделю назад. Указания были четкими и недвусмысленными. Передать лично тебе и только после его похорон. Этим утром я решил, что время пришло, — снова молчание.