Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели - [32]
Это ли не счастье?
Еще раз мы испытываем счастливые минуты через неделю, когда я проверяю таблицу выигрышей. Радость – неописуемая: номер моей облигации даже близко не находится от выигравших номеров. Это – тоже счастье! Было бы очень обидно, если бы выигрыш был тысяч сто: подлая мымра, возможно, придержала нашу облигацию до объявления таблицы…
Возвращение в прошлое
Где начало того конца, которым оканчивается начало?
(К. П. № 78)
Новый 1956 год мы встречаем на «боевых постах». Топливная база флота, которую мы почти соорудили, работать в полную силу не может. Нет воды, значит – нет тепла. Мазут больше не присылают, теперь база понемногу принимает солярку, бензин, масла.
Как ни странно, – работы у нас не убавляется. Это всевозможные недоделки и переделки. Кроме того, морозовцам очень понравился кожух вокруг регистров «нулевика». Они требуют соорудить такие же кожухи в больших резервуарах хранения: там мазут перед выдачей тоже надо греть, а это намного трудней, чем в маленьком и закрытом «нулевике». Но это большая работа: нужно решение «на Олимпе», корректировка планов и смет, обеспечение уймой металла. Пока ничего этого нет; мы можем готовиться только по мелочам, для которых есть металл.
День уже заметно увеличился. Ночами стоят морозы до 40 градусов. Ветра нет, и дым из домов вертикально поднимается кудрявой свечкой. Днем ярко светит солнце. Из крыш даже появляется капель, хотя термометр показывает еще 20–25 градусов мороза. Весна – близко.
Моя личная весна начинается прямо в январе. В письме от Тамилы – киевский адрес моей малявки. После расставания летом 1954 года наша переписка практически заглохла: за полтора года было всего два-три письма. Эмма меня просила добыть лекарство для матери, когда я еще был в Ленинграде. Я тогда отвечал сдержанно; просто делал, что мог. С моим «убытием» в забайкальские сопки наша связь естественно прекратилась. Да и что может быть общего между дитем, только начавшим яркую студенческую жизнь в столице цветущих каштанов, и закопченным обитателем мазутных емкостей в несусветной холодной дали? Нет места лирике в нашем суровом бытие.
И вот я получаю некую весточку, которая, оказывается, была ожидаемой в подсознании. К Тамиле в Киеве пришла ее подруга Ира Стрелецкая, родственница Эммы и старшая сестра «второй малявки». Эмма при общей встрече расспрашивает обо мне, беспокоится, почему я молчу уже почти год? Тем более, что в последнем послании я обещал написать большое письмо…
Господи, я же ее люблю! И никогда не переставал любить, оказывается. Люблю это юное дитя, то доверчивое, то взбалмошное, с такими прекрасными глазами…
По присланному Тамилой адресу я пишу письмо – 13 января 1956 года. Еще инстинктивно сопротивляюсь, притворяюсь: обращаюсь «Эмма, здравствуй!», подписываюсь «Николай». Но в письме уже непроизвольно возникает: «…Пиши, очень-очень жду».
Я смог дождаться письма. Там – тоска разлуки, мечты о встрече. Снятся плохие сны: здоров ли я? Бабушка гадала на картах «на меня» – мы скоро должны встретиться…
Ну что же, что так долго молчали: мы никогда не расставались… В следующем письме, боясь еще себе поверить, я обращаюсь: «Эмма, милая», а оканчиваю: «Целую тебя крепко-крепко».
И планы, в которых как вопль о воде, погибающего от жажды в пустыне: встретиться, встретиться, встретиться…
Вставка из будущего. Сейчас, спустя почти полвека, накануне 2005 года, мы, двое стариков, измученных болезнями и потерями всех близких, подняли свой архив. Моя дорогая жена заботливо сохранила все мои письма, записки, телеграммы… На них стоят даты и обозначены «места на глобусе», позволяющие всю нашу жизнь привязать к бегущему времени и пространству. А вот первые свои, драгоценные для меня письма, моя любовь и жена – не сохранила, скромно считая их пустыми и ничего не значащими: об их содержании можно узнать только из моих ответов… Мы читали свои письма и снова были молодыми…
Планы на будущее, мечты о встрече, сначала выглядели вполне реально и пристойно. Из Забайкалья я приезжаю в Ленинград и ухожу в отпуск. Больше месяца я – свободная птица. Мы можем встретиться везде: в Киеве, Ленинграде, Виннице, Деребчине, Брацлаве…
Суровая военная реальность возвращает меня из мечтательных облаков на грешную землю. Как говорится, – я успел себя «зарекомендовать». Такая же огромная топливная база строится флотом где-то под Ульяновском, и руководство считает, что я уже созрел для принятия на свои плечи этой нагрузки. Для меня есть и другой вариант: остаться в Чите, заменив Ивана Маклакова. Дело в том, что Иван всеми силами стремится уйти из армии. Тем более – сейчас: у него в Москве отец заболел раком, мать и младшая сестра настойчиво подают «SOS». Иван «засыпает Шапиро телеграммами»…
Вскоре читинский вариант, по-видимому, отпадает: здесь основные работы практически уже закончены. Ульяновск становится близкой реальностью. Туда меня усиленно прочит главный инженер Главка полковник Васильев, у которого, увы, я тоже успел стать «любимчиком командира». Во всех этих раскладках мой скорый отпуск и желанная встреча, – ну никак не просматриваются…
Первая часть автобиографической трилогии охватывает время от 30-х годов до начала 1955 года.«В жизни моего поколения самое главное событие, которое разделило всю жизнь на два периода «до» и «после», была ВОЙНА. И война наложила свой неизгладимый отпечаток на всю жизнь «после», – для всех и на всё» – пишет автор.За это время мальчик из глубинки прошел путь раннего взросления, как и всё поколение «детей Войны». Бегство на восток перед наступающей на пятки войной. Трудные годы выживания, голод и холод. Возвращение, школа, работа на сахарном заводе и в колхозе.
Память об ушедших. Следы отца. Приземление: автор сварщик 6 разряда, по совместительству – электрик, токарь, фрезеровщик и т. д. Сползание в перестройку. Испытателей ЯО рассекретили. Цветы запоздалые. Маразм крепчает.Коллег губит национальный напиток. Встреча и прощание с мечтой. Пир во время чумы. Полный альбац. Конец книги.Глава 28. PS 1 посвящена автором нашей истории и жизни. Косой взгляд на историческую науку. Постоянная времени и фюреры. Две моих Родины.В главе 29. PS 2 приводится шутливый спор со старым другом об идеалах.Глава 30 – комментарии и ответы автора о книге ЕЩЕ ВЧЕРА…, первая версия которой была размещена автором в ИнтернетеВ разделе “ДРУГИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ” приведены в основном шутливые миниатюры автора написанные в разное время.
"ЕЩЕ ВЧЕРА…" – автобиографическая повесть, начиная с довоенного времени. Автор – рабочий, инженер, офицер ВМФ, участник испытаний ЯО. "Косой взгляд на историческую науку"- публицистическая глава из книги, которую хочется показать ранее из-за ее актуальности.
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.