Ещё рано объявлять тревогу - [12]

— Миролюбивая общественность имеет право зафиксировать это как акт геноцида! — не унимался майор Маслов. — И отдать вас под международный суд.

— Миролюбивая общественность — это алкаши с пивными пузиками в барах и бабули у телика?

- Лично я против!!! — взвился ползучим гадом майор Маслов. — Пусть все это слышат! Вы записываете всех нас в пособников ваших военных преступлений.

— Не понял.

— Мы совершаем преступление против человечности — убиваем беззащитных женщин и детей.

— Фригилы — не люди. Их вывели в пробирке. Отпрыски гималайских людоедов привили на русских и коренных народах России в эмиграции для замены народонаселения России. Русский — человек родной земли, вне её он инородец безродный, как ты, Маслов. Пересаженный на нашу почву русскоязычный людоед превращается в лютого врага своего народа. Мы имеем право на защиту, майор, десять раз нерусский Маслов из Вест-Пойнта? Итак, до приказа открыть огонь остается двадцать четыре минуты. Кроты и упыри могут донести моё решение своим тайным кураторам. Но своих приказов я не отменяю, учтите. Генштаб в Москве. Здесь я хозяин и воинский начальник.

— А кто будет эвакуировать спецнаблюдателей?

— Иран объявил о нейтралитете. Вызывайте их миротворческие вертолёты. Или можете воспользоваться моим «Ми́шкой»… Пока же я объявляю режим радиомолчания. Включаю персональный канал совсекретной связи для подтверждения приказа выжечь эту сволочь дотла. Любые ваши сообщения будут заглушены.

* * *

На маленьком экране появилась смешливая рожица кодировшика.

— Здравия желаю, Прокопыч! Связи с Москвой нет, но кое-что пронюхал от дружков-спецсвязистов. Идёт игра в покерный размен. Москву разводят на ядерную кастрацию в обмен на восстановление формальных границ Великой России 1991 года. Энтропия в политике дошла до состояния полного хаоса. Транснациональным корпорациям невозможно будет качать и доставлять русские полезные ископаемые морем и по желдороге в криминальном бардаке. Накладно и дороговато поддерживать правопорядок на огромной территории международными силами. Будут жертвы из миротворцев, а гибнуть должны русские Иваны-дураки, так считают мироносцы. Для этого восстановят Российскую империю и через полгода коронуют пятнадцатилетнего графа Шафирова, потомка любимчика Петра Великого. Хай и лай в эфире невероятный! Совещание в верхах в Летценберге закончится через двадцать минут. У вас есть время на десяток минуточек для рекреативной дрёмы. Лучший выход из безвыходной ситуации — безмятежный сон.

— А израильтяне летят нам в помощь?

— Корпорация-то хоть и военная, но коммерческая, Прокопыч. Перекупили парней, гады.

— Сашко, возьми карандаш и запиши радиограмму командованию нашей базы Хургада_03 на всякий вонючий случай, если кому-то вздумается спасти наших фригилов со стороны запада, «Командиру БЧ-3 от Игона. Если на лестнице-стремянке обломится ступенька, травма неизбежна».

— А чо то значит?

— Саудовские небоскрёбы наши «Вихри» из Хургады перетрут в пляжный песок. Эмираты тоже сгодятся под пляжи.

— Это будет месть?

— Это будет кое-кому наука.

— Ну и ладненько. Умный человек на песке дом не строит. Вздремните минут десять, Прокопыч, я вас подстрахую. Сам я в полной безопасности… Ключ к моему боксу только у начтехчасти бункера, ну, коменданта, а с ним я учился в одном учебном взводе в военном училище. Свой в доску парень!

9

— Это утро будет нашим?

— И день, — ответил он.

— И ночь?

Он снова улыбнулся. В тот приезд из командировки он часто улыбался. Город был вызолочен осенней листвой. Ясное небо было чистым и свежим. Его отмыли частые моросящие дожди. Последняя листва трепетала под лёгким ветерком и пускала солнечные зайчики по белой стене. Было слишком много света, потому что в тот день солнце расщедрилось, но на этот блеск бабьего лета можно было смотреть не щурясь.

— Пошли в парк, — предложила она.

— Пошли, — в этот день он часто соглашался.

— Ма, возьми меня на ручки! — заупрямилась Наташка.

— Что ли ты маленькая? — Она всегда разговаривала с дочкой в её манере. Голос у неё был высокий и слабый. Голос дочери громкий и басовитый. — тебе уже пять лет, наверное. Ты ужасно длинная стала. Скоро подниму тебя, а ноги по земле волочиться будут, а ты всё — на ручки.

— Иди ко мне, — позвал он.

— К тебе не хочу.

— Вот видишь, она отвыкла от тебя из-за твоих бесконечных командировок. Мог бы перевестись на службу ближе к дому. Наташенька, это же твой родной папочка!

— Как бы мы выплачивали взносы за квартиру и машину?

— Другие же как-то выплачивают.

— Другие и миллионы в свой карман из бюджета выкачивают, но кому-то ведь надо и честно служить, чтобы мир не рассыпался, как карточный домик.

— Скажи прямо, что не умеешь ловчить. Твой удел — век куковать «взводеным Ванькой».

— Полковники не командуют взводом.

— Я тебя ни разу не видела в форме полковника.

— Дома мы ходим в штатском и или в форме других родов войск. В командировке носим форму других стран.

— Откажись от командировок! Живи, как нормальные люди.

— Скажу прямо — не могу сломать себя. Я солдат и всё тут. Больше ничего не умею.

— Скажи прямо, что не любишь нас с дочкой.

Он притянул её, хрупкую, к себе и поцеловал нежно, почти бережно… В парке на газонах ещё ярко зеленела трава. Шатры ив у пруда оставались густыми и зелёными. Чуть почервонели берёзки Наполовину обагрились клёны. Каштаны почти облетели. Ветер шевелил опавшие листья под ногами. Казалось, кто-то незримо ворошит догорающий костёр. На ветках каштана оставались только самые большие семилопастные листья. Ему они казались похожими на поникшие винты зачехлённых вертолётов на запасном аэродроме. Ветер раскачивал ветви и осторожно снимал с них лист за листом. На голых ветках оставались длинные черешки. Прямые и длинные, как спицы. Они отливали золотом и топорщились во все стороны. От их металлического блеска дерево становилось похожим на антенну дальней космической связи. Деревья будто бы от дают листву зябнущей земле. Раздеваются, их наряды уходят куда-то вслед за летом. Первыми уйдут каштаны в золоте, за ними клёны в багрянце, потом ивы и берёзки в скромной желтизне. От них останутся чёрные стволы и омертвевшие сучья. Земля покроется снегом, а эта маленькая ёлочка в углу парковой ограды станется хранить зелень до будущей весны, как стойкий часовой.