Еще одна из рода Болейн - [198]

Она снова разрыдалась, утирая глаза кружевным платком. Взглянула на меня:

– Уходи побыстрее. Увидят тебя здесь – примутся допрашивать. Они одно хотят знать, что вы с Джорджем да королевой делали, где по ночам бывали.

Я кивнула, подхватила узел с одеждой, она прокричала вслед, словно школьник, пытающийся доказать, что не выдал товарищей:

– Если вдруг увидишь Генриха Норриса, скажи, я старалась ничего не говорить. Они меня в ловушку загнали, я им рассказала, что однажды мы с королевой играли в карты на то, кто его поцелует. Но больше я ничего не сказала. Только то, что они и так уже знали от Джейн.

Даже имя жены Джорджа, этой твари ядовитой, меня не остановило, хотелось поскорее выскочить из дворца. Я схватила Мадж за руку, потащила за собой вниз по ступеням, в открытую дверь.

– Джейн Паркер?

– Она там пробыла дольше всех, исписала целый лист и подписалась. После этого нас всех снова вызвали, спрашивали про Джорджа. Только про Джорджа и королеву, как они пили вместе, как часто вы с братом с ней были, оставляла ли ты их вдвоем.

– Джейн уж на него наговорит, не задумается.

– Она потом хвасталась – сил нет. А эта сеймуровская штучка уехала, будет жить пока с семейством Кэрью в Суррее, пусть там изжарится от жары, пока нас тут таскают на допросы и мучают поодиночке, – закончила Мадж с рыданием.

Я остановилась, поцеловала кузину в щеку.

– Можно я с тобой поеду? – убитым голосом спросила она.

– Нет. Лучше уезжай к герцогине в Ламбет, она тебя приютит. И не говори никому, что меня видела.

– Я попытаюсь, – честный ответ. – Но ты просто не знаешь, каково, когда они из тебя все жилы вытягивают, спрашивают одно и то же по сто раз.

Я кивнула и ушла, а она осталась стоять на ступеньках, красивая девчонка, попавшая к самому роскошному и элегантному двору в Европе, все успела, даже короля сумела соблазнить, и вот жизнь рушится, разваливается на куски, короля гложат черные подозрения. Теперь она узнала: ни одной женщине, будь ты даже задорной и хорошенькой, очаровательной и жизнерадостной, в этом мире себя не уберечь.

Я отнесла Екатерине белье, сказала, что платьев королеве не привезла. В подробные объяснения решила не вдаваться – незачем привлекать внимание ни к моей особе, ни к нашему скромному жилищу у стен францисканского монастыря. Не упомянула я и о новостях, услышанных от лодочника, – арестован сэр Томас Уайетт, старый воздыхатель Анны, много лет назад состязавшийся с королем за ее благосклонность – давным-давно, когда мы только тем и занимались, что играли в любовь. Еще один завсегдатай приемной королевы, сэр Ричард Пейдж, тоже взят под стражу.

– Они скоро придут за мной. – Я сидела с Уильямом у очага в маленькой кухоньке. – Они забирают всех, кто был около нее.

– Тебе лучше не ходить к Екатерине каждый день. Я схожу, или служанку пошлем. А ты оставайся поодаль, найди место у реки, откуда сможешь ее увидеть, – будешь знать, что у нее все в порядке.

На следующий день мы отыскали другое пристанище, поселились там под выдуманными именами. Генрих отправился в Тауэр, переодетый конюхом, понес сестре книги и всякое такое. Шел к замку обходными путями, а на обратной дороге затесался в толпу, чтобы никто не мог его выследить. Если бы мой дядюшка понимал, что можно любить дочь, а не только сына, он бы следил за Екатериной и уж точно нашел бы меня. Но откуда ему догадаться о такой любви. Немногие Говарды подозревали, что от девчонок есть какой-то прок – пешки в брачной игре, и только.

Да и занят он был, наш дядюшка. Через неделю мы поняли, что у него и минуты не было свободной, – когда узнали, в чем же их все-таки обвиняют. Уильям принес новости из пекарни, где покупал хлеб к ужину. Он ничего мне не сказал, пока я не поела.

– Любовь моя, – начал ласково, – как мне тебя подготовить, даже не знаю.

Я посмотрела на мрачное лицо мужа, отодвинула тарелку.

– Выкладывай все сразу.

– Был суд, и их всех признали виновными – Генриха Норриса, Фрэнсиса Уэстона, Уильяма Брертона и этого парня молодого, Марка Смитона. Виновными в прелюбодеянии, совершенном с твоей сестрой, королевой.

Мне казалось, я не слышу его голоса, не слышу слов – все будто отдалилось, звучало приглушенно. Уильям рванулся ко мне, тряхнул меня, странное, полусонное чувство куда-то пропало, я снова увидела доски пола, стол, комнату, попыталась вырваться из его рук.

– Пусти, я не в обмороке.

Он ослабил хватку, склонился надо мной, заглянул в лицо:

– Боюсь, тебе следует молиться за душу брата. Его уж точно обвинения не минуют.

– Он не был в суде с остальными?

– Нет, их судили в обычном суде. Он и Анна предстанут перед судом пэров.

– Тогда есть надежда. Может, там удастся выпутаться из этого дела.

Он в сомнении покачал головой.

Я вскочила:

– Тогда я пойду в суд. Нечего было мне тут таиться, прятаться, как последней трусихе. Пойду и скажу им правду, пока дело не зашло совсем далеко. Если этих признали виновными, мне надо идти в суд, дать показания, рассказать, что Джордж невиновен. И Анна тоже.

Я еще и двух шагов сделать не успела, а быстрый, как всегда, муж уже стоял в дверях, загораживая проход:

– Я знал, что ты скажешь. Никуда ты не пойдешь.