Еще один шаг - [7]
Между тем стало быстро темнеть, густая зеленая мгла наполнила лесную чащу. Еще час, может, два, и в лесу станет совсем темно. Надо что-то делать. Бежать в поселок, звать людей.
И, задыхаясь, почувствовав, как все внутри будто вот-вот оборвется, Бояров побежал.
Несколько раз он падал, сорвало картуз, но Бояров не стал искать его в высокой траве.
Он бежал и бежал по темному притаившемуся лесу. Дышал хрипло, с трудом. Пихты и сосны обступали его со всех сторон, кружились, неохотно уступали дорогу. Под ноги попадались какие-то корни, шишки, больно хлестнула по лицу колючая ветка, другая зацепила за ворот и разорвала его.
Наконец между сосен показалась длинная, узкая, как рукав, просека, еще минута — и он встал на лежневку. Застучали под ботинками бревна. Скоро, скоро поселок! Вот они, первые дома. Кто-то стоит у колодца, словно ждет его, воды не берет.
— Люди! — позвал Бояров, крик замер в пересохшем горле. — Люди! — позвал громче.
Женщина, бравшая воду, бросила ведро, и оно, дребезжа тонко и обиженно, покатилось по земле, заколыхался в палевом небе длинный журавль.
— Что там, Антон Петрович?!
— Дети… в лесу.
Женщина перебежала дорогу и застучала в соседние ворота, Потом дальше и дальше. Платок ее мелькнул у клуба.
И вот уже улицей, из дворов, от клуба бегут люди, и среди них сосед Боярова — Михей, тонкий как жердь, в белой праздничной рубахе с расстегнутым воротом.
— Что с ними?
— Где?
Несли с собой топоры, у некоторых — охотничьи ружья.
— Веди, Петрович! Скорее!
ВЕЗДЕ ЛЕС
Валерка так устал, что, опустившись на мягкие еловые ветки, мгновенно уснул.
Спал он неслышно, казалось, что он и не спит вовсе, а притворяется, ресницы — белесые, редковатые — чуть подрагивают, а сухие, в пятнышках черничного сока губы шевелятся. Но Алешка знал: брат спит по-настоящему, и решил не будить его до возвращения отца; он отошел подальше, осторожно наломал пушистых веток, сложил их рядом с Валеркой и прилег тоже.
Лес наполняли необычные звуки, и Алешка не мог из-за этого уснуть; он лежал лицом вверх, положив руки под голову, и слушал. Вот запела, как в дудочку задудела, пичужка, откликнулась другая, только голосок у нее иной — разливистей, звонче, потом в этот хор влился новый голос — побасистей. Красиво как! Лес шумел протяжно и легко, словно дышал, гудели верхушки сосен, они чуть-чуть колыхались, хотя ветра совершенно не было, а солнце золотило и плавило их, и казалось: еще секунда — и в густую траву потечет расплавленное золото и затопит все вокруг.
Алешка закрывает глаза — и шум становится гуще, каждая ветка поет. А может быть, Алешке все это кажется? Кто это? Не отец ли возвращается? Алешка приподнялся, чтобы посмотреть. На поляну села большая птица. Лебедь! Так близко лебедя он никогда не видел.
Вот здорово! Хорошо бы и Валерка посмотрел лебедя, но жаль будить его. Алешка во все глаза смотрит на птицу, очень белую и очень красивую, а та вдруг, взмахнув крыльями, легко взлетела над поляной и бесшумно уплыла в небо. Птица летела против солнца, и смотреть на нее было трудно: слепило глаза. Она становилась все меньше и меньше, пока совсем не исчезла.
— Гули-гули! — позвал Алешка, как звал голубей.
— Ты чего? — спросил Валерка, проснувшись.
— Лебедь улетел.
— Лебедь? — Валерка совсем проснулся. — Что же ты меня не позвал? Я бы тоже посмотрел.
— Ты спал.
— И совсем я не спал… Я папаньку видел. Он звал нас. А его… волки не пускали. Стояли на дороге и не пускали.
— Да это ж сон… Привиделось тебе, — насмешливо хмыкнул Алешка.
— И ничего не привиделось.
Валерка неуверенно осмотрелся. Вокруг поляны стоял темный, притаившийся лес. Кто знает, что там, за этими соснами? Может, и в самом деле волки? Не лучше ли уйти, пока не поздно, уйти и поискать дорогу? Чего же сидеть и ждать? А ночь надвигается. Со всех сторон ползут полосатые тени. Колышутся кусты, как живые, протягивают ветви.
Валерка поспешно встал:
— Пойдем.
— А папаня?
— Папка, наверно, сам заблудился.
— Мы должны ждать, он вернется.
— А я пойду. Не хочу тут сидеть. Уже ночь скоро.
— Ну и что? Посидим. Когда я с вожатой в поход ходил, не то еще было.
— Не буду я тут сидеть. Пойду папаню встречать.
Валерка подобрал большую ветку, обдергал на ней листья и, оглядываясь на шевелившиеся кусты, пошел.
— Валерка!
Валерка не ответил. Он знал, что делает: Алешка не заставит его сидеть на поляне, а одного не пустит и, значит, тоже пойдет с ним.
— Погоди! Корзинку возьмем и воду. Пить захочется.
Алешка взял корзинку с ягодами, вложил туда узелок с недоеденной рыбой, бутылку с водой, потом вернулся, схватил Валеркину куртку, набросил на плечо.
Шли братья молча: Алешка с корзиной и курткой на руке, Валерка с палочкой.
Когда отошли на довольно большое расстояние от поляны, им вдруг почудилось: кто-то кричит. Они остановились, прислушались: лес угрюмо молчал. И вдруг снова прокатилось призывное «а-а-а», и снова все стихло.
— Валерка, знаешь что, — Алешку встревожило это подозрительное эхо, — я залезу на дерево и посмотрю, правильно мы идем или нет. Хочешь, и ты полезай.
— Не могу я… нога.
— Ладно, сиди.
Выбрав сосну повыше, Алешка проворно взобрался на нее. Валерка, задрав голову вверх, смотрел на брата:
