Еще один простак - [18]

— Выходит, я вам не нравлюсь?

— По-моему, вы обворожительны. И давайте на этом остановимся.

Она опять сделала гримасу, затем встала под свет.

— Ну, как?

— Сойдет. Если наденете темные очки, никто не узнает. — Я вынул платок и вытер вспотевшие ладони. — Ладно, переодевайтесь. Платье и парик оставьте здесь. Встречаемся послезавтра в девять вечера.

Она кивнула и пошла в спальню, оставив дверь открытой.

Я зажег сигарету и присел на край стола, стараясь унять расходившиеся нервы. Через некоторое время она позвала:

— Гарри… Я никак не расстегну эту молнию.

Я медленно раздавил сигарету в пепельнице и несколько секунд не двигался с места, прислушиваясь к ударам собственного сердца.

— Гарри…

Я встал, бесшумно подошел к входной двери и повернул ключ. Затем погасил свет и вошел в спальню.

II

Я завел «паккард» в открытые ворота своего дома и подогнал его к гаражу. Рядом с домом стояла машина Джона Реника.

При виде этого «бьюика» у меня оборвалось сердце. Я не имел никаких контактов с Реником с тех пор, как он встретил меня у ворот тюрьмы несколько недель назад, и я совсем забыл о нем.

Что он здесь делает?

Я начал лихорадочно соображать. Наверное, Нина сказала ему, что я получил работу по контролю уличного движения. Если ему взбредет в голову проверить, так ли это, он может легко вывести меня на чистую воду. Теперь, когда я готовил это мнимое похищение, меньше всего мне хотелось встречаться с человеком, который связан с полицией.

Кроме того, меня мучили угрызения совести. Я не должен был допускать, чтобы Одетта затащила меня в постель. Теперь я был уверен, что она сделала это лишь затем, чтобы показать мне свою власть над мужчинами и свое презрение к ним. Наша короткая близость — если можно назвать это близостью — была взрывом секса, не более того. Она сразу ускользнула от меня и быстро оделась впотьмах, напевая себе под нос джазовый мотивчик и полностью игнорируя мое присутствие.

— Увидимся послезавтра вечером, — сказала она из темноты. — Чао!

Я лежал на кровати с чувством стыда, досады и отвращения к ней, пока не услышал, как захлопнулась дверь бунгало. Тогда я встал, выключил магнитофон, снял пленку и уложил ее в коробку. Потом принял душ, вышел в гостиную и одним махом выпил две порции неразбавленного виски. Но ни душ, ни виски не помогли мне избавиться от ощущения грязного осадка или заглушить чувство вины перед Ниной, которая с утра до вечера вертелась как белка в колесе, чтобы заработать нам на жизнь.

Я медленно прошел по дорожке, ведущей от гаража к дому, достал свой ключ и открыл переднюю дверь. Стрелки на часах в холле показывали десять минут двенадцатого. Из гостиной я услышал голос Реника и неожиданный смех Нины.

Я в нерешительности остановился.

Мы с Реником были близкими друзьями в течение двадцати лет. Мы вместе ходили в школу. Он был хорошим и добросовестным полицейским, теперь он получил престижную и высокооплачиваемую должность следователя по особо важным делам в окружной прокуратуре. Если этот план похищения провалится, Реник первым включится в расследование, а он свое дело знает, недаром его считают одним из самых способных и дельных следователей. Когда я работал в газете, у меня была возможность убедиться в этом на личном опыте. Если он возьмется за расследование, я могу попасть в беду.

Я взял себя в руки, прошел через холл и толкнул дверь в гостиную.

Нина трудилась над большой садовой вазой, которая стояла на ее рабочем столе. Реник смотрел на нее, откинувшись на спинку кресла и попыхивая сигаретой.

Едва увидев меня, она бросила кисточку, подбежала ко мне, обняла за шею и поцеловала в губы. У меня сжалось сердце. Я еще помнил жаркие необузданные ласки Одетты. Я мягко отстранил ее, обняв одной рукой, и заставил себя улыбнуться поднявшемуся на ноги Ренику.

— Привет, Джон! — сказал я, протягивая ему руку. — Совсем нас забыл.

Полицейский всегда остается полицейским. Судя по его цепкому, настороженному взгляду, он знал, что я на мели. Он пожал мне руку, и улыбка у него была такая же натянутая, как у меня.

— Не моя вина, Гарри, — сказал он. — Целый месяц я просидел в Вашингтоне, только что вернулся. Как твои дела? Я слышал, ты нашел работу.

— Если называть это работой. Но лучше, чем ничего.

Я опустился в кресло. Нина присела на ручку кресла, не выпуская моей руки. Реник вернулся на свое место. Он по-прежнему буравил меня испытующим взглядом.

— Слушай, Гарри, — сказал он, — так дальше нельзя. Тебе надо устраиваться на постоянную работу. Возможно, я смогу договориться насчет тебя с Мидоузом, если хочешь?

Я уставился на него.

— Мидоуз? О чем договориться?

— Это мой шеф, — сказал Реник. — Я уже говорил ему о тебе. Ему нужен сотрудник по связям с прессой. Ты как нельзя лучше подходишь для этой работы.

— Ты так думаешь? А вот у меня на этот счет другое мнение. После всего, что со мной произошло по милости этих подонков, я не стал бы работать в городской администрации ни за какие деньги.

Нина сжала мне руку.

— Ради бога, будь благоразумен, Гарри, — сказал Реник. — Старая шайка разбежалась. Тебе выпала редкая возможность. Мы пока еще не знаем, какую там установят зарплату, но это будут хорошие деньги. Мидоузу известны все обстоятельства твоего дела и твоя репутация газетчика. Если нам дадут ставку, а мы почти не сомневаемся, что дадут, это место за тобой.