Еще один «очарованный странник» - [29]

Наш принцип – коллективный труд,

Однако, присвоенье частное!

Как ловкость рук полезна тут!

Как совесть неуместна и напрасна!

Здесь совесть что-то вроде пут,

Здесь просто стыдно, коль ты не плут.

Приятно коллективом дружным

Научные труды творить!

И голову ломать не нужно!

И можно автором прослыть!

Ведь коли коллективный труд,

Возможности у всех растут

Но если присвоенье частное,

Ты обижаешься напрасно!

Не прогорело наше дело,

Как много будет общих дел!

В карман друг к другу лезьте смело!

Ведь кто смелее, тот и съел!

И если автор не спесивый,

И если ясно – промолчит,

То грабь его! Как грабит К... [28]

Учись у К...: коль мир осудит – Бог простит.

А не простит!? Мы ж атеисты!

И нам не страшен Дантов ад.

Слыхал, что пишут про «экстремистов».

Опять улов. Мне черт не брат.

Этот «моральный кодекс» «охотников за черепами», написанный как бы от их имени, Крылов завершает призывом:

Пусть будет коллективным труд,

Но в виде опыта, в порядке исключения

Попробуем хоть раз осуществить

Хотя б отчасти честное распределение.

Верил ли он в такую возможность? Конечно, нет. Об этом свидетельствуют его же строки, вынесенные в качестве эпиграфа к его стихотворению:

Стремимся к цели, нас ею сплотили,

Кто босиком, а кто в автомобиле.

Эксплуатация чужого труда, помимо прочего, действительно, позволяла клану, его боссам чувствовать себя настоящими авторами (иные искренне входили в эту роль), а то и научными звездами, коими по законам делания советской карьеры и в групповых интересах объявлялись («назначались») те или иные индивиды. Психологически меня это, как и плагиат, всегда удивляло и даже забавляло. Ведь сам факт плагиата автоматически означает признание плагиатором своей научной, профессиональной и социальной несостоятельности, импотенции. О моральной стороне дела я уже и не говорю, но знать про себя, что ты не только вор, но и никчемный специалист, непрофессионал, знать и жить с этим – кошмар. Вести себя как научный авторитет, зная, что на самом деле неспособен и строчку написать – кошмар. Как можно ставить себя в такое положение: ведь все всё понимают. И, главное, сам человек про себя все понимает, какой, на хрен, академик (член-корреспондент, доктор, профессор и т.д.), когда слова в предложения складывать не научился, когда IQ – минимальный, а то и отрицательный?

Да, группы, кланы, (впрочем, как с одной стороны, толпа, с другой – официальные структуры) видят только те звезды, существование которых сами позволяют и которые сами «зажигают» – «если звезды зажигают, то это кому-нибудь нужно». Конечно, нужно. И не бескорыстно. А что делать с бескорыстными и внеплановыми звездами? Ясно, что. «Он жил в отвратительном обществе, которое его и убило», – сказал на похоронах В.В.Крылова нынешний директор Института Африки РАН А.Васильев. В значительной степени это так. К этому вопросу мы еще вернемся, а сейчас отмечу вот что. Описанную ситуацию не надо демонизировать. Это – повседневная реальность определенного среза советской жизни 60-70-х годов. Все очень обыденно:

Холуй трясется. Раб хохочет.

Палач свою секиру точит.

Тиран кромсает каплуна.

Сверкает зимняя луна.

Се вид Отечества, гравюра.

(И.Бродский)

То, о чем идет речь – обычный и характерный для позднекоммунистического общества процесс положительного и (чаще) отрицательного взаимодействия, т.е. борьбы (конкуренции и превентации) социальных индивидов различного типа – индивидуальных и коллективных, формальных и неформальных. Борьбы – кого за выживание, кого – за хорошую жизнь:

Траву ел жук, жука клевала птица,

Хорек пил мозг из птичьей головы

И страхом перекошенные лица

Лесных существ смотрели из травы.

(Н.Заболоцкий)

XIV

Ситуация, в которой жил Крылов, – это ситуация разложения позднекоммунистического общества и попыток эмансипации от него различных социальных индивидов, различными способами, в различных сферах. При этом линии эмансипации оказались направлены, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, не столько против Системы, сколько друг против друга. Те, кто стремился вырваться из ада пытались сделать это за счет других пытающихся, использовать энергию их попыток (я вернусь к этой теме позже). Проблема нашего героя заключалась в том, что в 60-70-е годы он эмансипировался в одиночку, как индивидуальный социальный индивид, и прежде всего в интеллектуальной сфере и посредством нее, войдя при этом и из-за этого в противоречие с формальными и неформальными структурами советского общества. Он оказался в зоне передела, перераспределения, не захотел быть перераспределяемым и начал защищать свое человеческое достоинство доступными ему средствами, прежде всего – интеллектуальными, творческими. Вот и все. А дальше срабатывал простой механизм. Чем больше позволялось Крылову интеллектуально высунуться, тем сильнее давил на него социальный пресс «задушевно-репрессивных» производственно-личных и неформально-формальных отношений, тем сильнее был социальный прессинг, тем больше стремление «опустить» его с помощью той или иной репутации, указать место в «социальной иерархии», а то «подумаешь, новый Карл Маркс нашелся».