Ещё о женЬщинах - [37]
— Ну ты как, замуж-то выходишь?
(Да, точно! Ты сам, козлодой, не понял, что написал. «Подумав» — это в смысле, что сделав паузу, в течение которой можно было и следовало подумать, а «не подумав» — что паузу-то сделал, а подумать забыл, так и выдержал её без единой мысли в голове.)
(Да ни фига, мутант! Это, может, ты без единой мысли в голове, а у него мысль была поважнее, чем о её замужестве либо одиночестве!)
(А, ну да. Без базара, чувак, без базара. Он просто про другое думал, сейчас до меня типа допёрло.)
— Ну ты как, замуж-то выходишь?
— Не берут пока, — невесело улыбнулась она.
А по нему прокатилась волна противоречивых чувств: справедливого злорадства, что её обманули, одновременного сочувствия к ней, что её обманули, и главной обиды — чего ж ради рушили?
Когда она сказала, что любит другого, герой не поверил и стал смеяться. Ей было нисколько не смешно, а… он не верил ещё целые сутки, в продолжение которых она кричала, плакала и другими способами показывала свою нелюбовь. Сутки кончились, и она, опухшая, с синяками под глазами, больше ничего не могла добавить к сказанному. Он поверил и совершенно растерялся.
Расстались они быстро, но тяжело.
Расставаться, когда перед глазами картины ещё вчерашней любви (а то и сегодняшней, ведь это смотря как считать — по московскому или по местному времени), совсем несладко. Даже когда женщину плохо переносишь больше одного дня, то и тогда это тяжело, а уж если любишь, то, не знаю, как там лирический герой, а я об этом и говорить не хочу.
А как тогда всё? И вообще — что значит «полюбила другого», дура какая, ты полюбила, а я виноват? Не я же полюбил, я тут при чём? Я ни при чём, ну вот и нечего от меня уходить. Полюбила и люби, а меня обманывай, только умело, чтобы я не догадывался! И меня тогда всё равно тоже люби! И чтобы только меня одного! Да ещё развод, здрасьте пожалуйста!
А как же всё, что было хорошего, оно куда теперь денется? Подарочки, одуванчики и хвощики, стишки, колечки золотые, морковинки — всё это было такое смешное, очень интимное, оно может существовать только в любви, а без неё всё исчезнет, испарится вместе с теми частичками сердца, и сердце без частиц будет нецелым, дырявое сердце, и мы же сдохнем, дура какая!
А как насчёт будить друг друга только губами, иначе стыдно, и — здравствуйте, ручки, и здравствуйте, ножки, и здравствуй, писечка, а она обижалась: «Это место у меня не смешливое!» Хотя не очень-то и обижалась. Она же как маленькая, совсем маленькая девочка, так же ещё не в ладах с речевыми стандартами. И когда было холодно: «А писечка не мёрзнет?»
— «Нет, не мёрзнет, у меня же там внутри солнышко! И ещё, не к столу будет сказано, у меня же там есть шёрстка!»
А как вообще насчёт разделить? Они так срослись за это время, надо резать по живому. А надо ли? Конечно, нет, а она режет! А как насчёт открытых уголков души, таких уголков, о которых можно знать только любимому и любящему человеку? А если мы расстались, то и нелюбимые, тогда и нельзя знать, а уже знаем, и что нам с этими уголками делать? Их нужно удалить, а, во-первых, — как? А во-вторых — что же будет с душой такой дырявой, это же не тема, это вообще не душа, это получается вообще хуйня, а не душа, дура какая!
Да теперь как людям в глаза смотреть, общим знакомым, а у них все знакомые общие. Его спросят на голубом глазу: «Ну, как там Ленка?» А он скажет: «Не знаю». — «Как так не знаю? А кому же знать? Ах ты, шалунишка!» То есть всех знакомых теперь придётся избегать. Это трудно представить, а вот ещё хуже: а родня? Мать узнает — зарыдает, смахнёт слезу старик отец. Сестрёнка-гимназистка тоже будет плакать, а то и утопится.
Но это были ещё цветочки, пускай бы топилась. Его прошибла мысль чудовищной силы: она полюбила другого и сперва молчала. А он-то не знал, он-то с ней как с родной! А она уже в это время, принимая ласку, значит… Он понял теперь задним числом, как мог смешон быть в её глазах своей самодовольной снисходительностью или нежным сюсюканьем, и краска тяжкого оскорбления заливала его уши.
Он решил: «Во-первых, я отомщу. Во-вторых, жестоко отомщу. И в-третьих, скоро отомщу!» Он долго раздумывал, как именно жестоко и скоро.
Хотелось помечтать перед сном, когда душили слёзы. Он вообще-то всегда был плаксой.
Однако все приходившие ему в голову способы мести казались либо чересчур мелкопакостными, либо слишком опасными. Либо уже совершенно нежизнеподобными. Он, например, представил, как убьёт кого-то из них, но это сразу напомнило рассказ Антона Чехова. И даже хуже, потому что чеховский мститель дошёл в воображении только до суда, а наш — до шконки и параши, представил, как он присел, это было омерзительно представить, как он присел. А муки нравственные? О, конечно, нравственных мук он не перенесёт!
И тогда сказалось это. Сначала мысленно: «Женщина, а ведь это наказуемо». А потом и устно при первом удобном случае. Она немного оробела и спросила: «Как?» Он, не задумываясь, ответил: «Через детей». Не задумываясь, зато потом он задумался — почему так, не задумавшись, ответил. И думал ещё долго — всю оставшуюся жизнь.
«…Едва Лариса стала засыпать, как затрещали в разных комнатах будильники, завставали девчонки, зашуршали в шкафу полиэтиленами и застучали посудами. И, конечно, каждая лично подошла и спросила, собирается ли Лариса в школу. Начиная с третьего раза ей уже хотелось ругаться, но она воздерживалась. Ей было слишком хорошо, у неё как раз началась первая стадия всякого праздника – высыпание. К тому же в Рождество ругаться нехорошо. Конечно, строго говоря, не было никакого Рождества, а наступал Новый год, да и то завтра, но это детали…».
7 ноября 1984 года три свердловских десятиклассника едут отмечать праздник к одному из них в коллективный сад. Десятиминутная поездка на трамвае непонятным образом превращается в эпическое странствие по времени и пространству. А с утра выясняется, что один из них пропал. Поиски товарища в опустевшем на зиму коллективном саду превращаются в феерически веселую попойку. Но тут появляется баба Яга. И ладно бы настоящая, из сказки, а то — поддельная, из реальной жизни…
Что может быть хуже, чем быть 39-летней одинокой женщиной? Это быть 39-летней РАЗВЕДЕННОЙ женщиной… Настоящая фанатка постоянного личного роста, рассчитывающая всегда только на себя, Дейзи Доули… разводится! Брак, который был спасением от тоски любовных переживаний, от контактов с надоевшими друзьями-неудачниками, от одиноких субботних ночей, внезапно лопнул. Добро пожаловать, Дейзи, в Мир ожидания и обретения новой любви! Книга Анны Пастернак — блистательное продолжение популярнейших «Дневник Бриджит Джонс» и «Секс в большом городе».
Знакомьтесь, Рик Гутьеррес по прозвищу Кошачий король. У него есть свой канал на youtube, где он выкладывает смешные видео с котиками. В день шестнадцатилетия Рика бросает девушка, и он вдруг понимает, что в реальной жизни он вовсе не король, а самый обыкновенный парень, который не любит покидать свою комнату и обожает сериалы и видеоигры. Рик решает во что бы то ни стало изменить свою жизнь и записывается на уроки сальсы. Где встречает очаровательную пуэрториканку Ану и влюбляется по уши. Рик приглашает ее отправиться на Кубу, чтобы поучиться танцевать сальсу и поучаствовать в конкурсе.
Книга современного итальянского писателя Роберто Котронео (род. в 1961 г.) «Presto con fuoco» вышла в свет в 1995 г. и по праву была признана в Италии бестселлером года. За занимательным сюжетом с почти детективными ситуациями, за интересными и выразительными характеристиками действующих лиц, среди которых Фридерик Шопен, Жорж Санд, Эжен Делакруа, Артур Рубинштейн, Глен Гульд, встает тема непростых взаимоотношений художника с миром и великого одиночества гения.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.