Еще не вечер - [53]

– Ты уезжаешь? – спросил следователь, в третий раз зайдя в номер к Гурову.

– В данный момент я лежу, извини, – Гуров вытянулся на кровати, заложил руки за голову. – Очень люблю бездельничать. Многие люди, оказавшись одни, скучают, ищут компании, придумывают развлечения, мне же интересно со Львом Ивановичем Гуровым. Он мне чего-то говорит, я ему возражаю, мы долго спорим, пока не заснем.

– Я не уйду. – Следователь положил свой портфель на стол, развалился в кресле, вытянув ноги, и вздохнул. – Понимаешь, дорогой.

– Стоп! – резко перебил Гуров. – В виде личного одолжения не называй меня «дорогой». Мой начальник любит употреблять слово «коллега».

– Хорошо, коллега, не знаю, как начать.

– Не начинай, – снова перебил Гуров. – Если можешь молчать, всегда надо молчать.

– И молчать не могу. Я не хочу, чтобы ты плохо о нас думал. Я никого не оправдываю, я просто хочу, чтобы ты понял.

– Я понимаю, жизнь сложна, и его кто-то на чем-то взял за горло. – Гуров не назвал имени, не смог произнести. – Предатели во все времена пытались оправдаться, но оставались предателями.

– Выслушай меня.

– Зачем?

– Хочу, чтобы ты понял и стал добрым.

– Я добрый.

– Нет, коллега. Ты не добрый. И я тебе это говорю безотносительно к происшедшему.

– Что понимать? Я все знаю. Кроме меня, только один человек держал в руках все нити дела, и он их все перерубил. Меня не интересует, как заставили Отари Антадзе стать предателем. Он предал тебя, меня, людей, дело, которому служил. Во все времена любовь оправдывала все, но Андрей Бульба – предатель, и никакая страсть к паненке его не оправдала. Его осудил великий писатель и убил руками отца. И если бы я мог доказать вину Антадзе, то привел бы мерзавца в наручниках к тебе в кабинет.

Гуров сел и посмотрел на следователя с неприязнью.

– И если бы ты, человек, все пытающийся понять, начал в следствии крутить и путать, я бы обратился в Прокуратуру СССР и посадил бы в тюрьму и тебя. Да, я недобрый.

– Плохо. Причем плохо в первую очередь для тебя. – Следователь посмотрел на часы. – Ты можешь несколько минут меня не перебивать?

– Мне нужен билет на первый утренний рейс, – Гуров снова лег.

– Ты, наверное, любишь футбол, – начал следователь, – и не удивляешься, что люди гоняют мяч ногами, хотя схватить его руками удобнее. Ты понимаешь, люди договорились, и руками мяч не трогают. Тебя это не удивляет и не раздражает, ты даже с интересом смотришь, как у них порой ловко получается. Человек может привыкнуть к самому несуразному, даже преступному, если он знает, что таковы правила, люди так договорились. Здесь десятилетиями играли по определенным правилам. Человек ценился по занимаемой должности и насколько точно он соблюдал установленные правила. Я соблюдал, – следователь кивнул. – И ты соблюдал, но об этом позже, у нас нет понятия «взятка», есть слово «отблагодарить». Каждый хочет жить хорошо, живи и дай жить другому. В общем, как мы здесь жили, ты знаешь. Люди привыкли, всосали с молоком матери, что проситель не приходит с пустыми руками. Миллионы, миллиарды рублей к нам привозят со всех концов страны, деньги оседают и обесцениваются. Короче, Отари Антадзе был честным человеком, жил честно, выполнял свой долг, такие тоже были нужны, он не нарушал установленные правила. Но иногда, редко, ему говорили не надо, и он отступал, понимая: если его заменят, что сделать очень просто, людям станет хуже. Однажды весной объявили, что старые правила отменили и надо жить по новым. Отари все происходящее касалось мало, уголовники никому не нужны, они мешают жить и старым, и новым. Еще короче, человек, который сейчас сидит и ждет суда, борется за жизнь.

Он признает лишь то, что абсолютно доказано, но держит в своих руках десятки, не знаю, может, сотни судеб. Ему наплевать на этих людей, он молчит, пытаясь сохранить собственную жизнь. Как только Рубикон будет перейден и высшая мера наказания станет неотвратимой, человек потопит всех. И поверь мне, следователю прокуратуры, потонут виновные, почти невиновные и многие невинные тоже потонут. Слишком велика засасывающая воронка, уже не имеет значения, кто в центре, а кто с самого края. Окажись Артеменко в руках прокуратуры, участь главного преступника была бы решена. Люди, оставшиеся на свободе, не могли допустить этого. И ты прав, Отари Антадзе взяли за горло. Если бы это касалось лично его, Отари бы умер, но не стал предателем. Уверен. Посмотри мне в глаза. Я уверен. Отец Антадзе и дед Антадзе поступали, как все, жили по старым правилам. Уверен, старики и не догадываются, что поступали плохо и преступно, и сегодня погубили сына и внука. Неужели жизнь преступника Артеменко могла остановить Отари? Я не оправдываю его, пытаюсь понять, хочу, чтобы и ты понял. Ты мне скажи, в принципе это не имеет значения, но я хочу знать. Отари убил собственноручно?

– Нет, он выпустил Кружнева. У Антадзе не было яда, Антадзе не схватил бы за волосы, ударил бы кулаком по шее и вложил капсулу в открытый рот. Он убил не собственноручно, тебе легче?

– Что с людьми делает ложь? Ты, коллега, понимаешь, любого человека, тебя, меня можно превратить в нечеловека. Только не говори мне, что ты никогда ни при каких обстоятельствах… Ты человек с богатейшей фантазией, лучше меня можешь придумать обстоятельства, при которых Лев Иванович Гуров возьмет в руки молоток и размозжит затылок ближнему своему.