Эсхатология, милленаризм, адвентизм: история и современность - [168]

При этом она подчеркивала роль наследственного фактора передачи веры: 95,5% опрошенных молодых адвентистов имели матерей адвентисток, а 96,5% верующих до 20 лет считали причиной своей религиозности воспитание в семье. С радостью она констатировала тот факт, что в адвентисты идут не неверующие, а из других христианских конфессий. Лишь 0,8% новообращенных были неверующими.

Портрет, который рисовали советские авторы работ об адвентизме, конечно же, для Церкви АСД был не очень приятным, зато партийных и государственных лидеров СССР тех лет он весьма радовал. А как же еще: ведь социально-демографическая характеристика адвентистских общин, результаты исследования каналов воспроизводства адвентизма в СССР якобы подтверждали их убежденность в том, что адвентизм, как и религия в целом, — это учение ложное, ущербное, обреченное на исчезновение в ближайшем будущем. Причем в ход шла самая наглая казуистика, абсолютно аморальная софистика. Из данных о социально-демографическом составе адвентистских общин делался вывод о том, что в них идут люди малограмотные, темные и невежественные, аполитичные и асоциальные граждане. А коль так, то, значит, адвентизм «отвлекает советских людей от строительства коммунизма», подавляя их стремление к знанию, науке и культуре, к активной позиции в обществе и, следовательно, тормозит движение советского народа к «светлому будущему». Такие выводы и умозаключения авторов атеистических работ, выходивших в СССР в 60-80-е годы прошлого столетия массовыми тиражами, современному читателю могут показаться курьезными. И это так. Но эта курьезность таких пассажей, однако, в те годы была не столь уж безобидна, как это видится с позиций сегодняшнего дня. Эти курьезные умозаключения были весьма опасны, ибо они, донесенные до читателя массовыми тиражами атеистических книг, брошюр и газет, способствовали формированию в советском обществе негативной установки населения по отношению к религии, церкви и верующим. Эти умозаключения были тем более опасны, что авторы их выдавали себя за представителей науки, от имени которой они по существу обосновали деление общества на два класса – на класс передовых строителей коммунизма, естественно атеистов, и класс отсталых, невежественных верующих, мешающих строить «светлое будущее» и потому обреченных на изживание.

Однако, научность такого рода утверждений и умозаключений весьма и весьма сомнительна. Зато несомненной является их политическая ангажированность и безнравственность с общечеловеческой точки зрения. Не будем, впрочем, касаться всех нюансов и аспектов такого рода выводов и умозаключений. Не будем и сетовать по поводу малограмотности, отсталости и невежества адвентистов, как и других российских верующих. Не будем, наконец, и подвергать сомнению те социологические данные, на которые опирались авторы, рисовавшие соответствующий портрет невежественного, дремучего и отсталого адвентиста, баптиста и т.д. Лучше зададим вопрос, насколько велики были у адвентистов, баптистов, пятидесятников и т.д. шансы закончить среднюю школу или, в случае успешного получения аттестата о среднем образовании, поступить в высшее учебное заведение? Думается, любой знает ответ на этот вопрос: шансы эти были весьма и весьма невелики. Во многом из-за этого и не было среди адвентистов и баптистов ни научных работников, ни учителей, ни инженеров, ни врачей. Если в Западной Европе и США многие молодые адвентисты выбирали себе профессии врача, агронома, музыканта, чтобы служить Богу в миру, оказывая помощь ближнему, то в СССР адвентисты такой возможности были лишены. Именно поэтому они и оказывались вынужденными заниматься малоквалифицированным трудом. Лишь в исключительных случаях, лишь благодаря высоким человеческим качествам отдельных вузовских ректоров верующим в СССР все-таки удавалось получить высшее образование. Но и в этом случае им не удавалось устроиться на работу, соответствующую полученному диплому. Верующим было не место в советской стране. Многие в 70-80-е годы по этой причине эмигрировали из нее. Большинство же верующих-адвентистов было вынуждено продолжать жизнь в том обществе, которое обрекло их на положение людей второго сорта, на роль социальных изгоев. Естественным поэтому и было противопоставление адвентистов седьмого дня этому несправедливому миру, что, например, А. В. Белов вновь вменяет в вину адвентистам.381 В действительности, а точнее в советской действительности, не адвентисты «противопоставляли себя миру», а «мир», т. е. советское общество, отторгло их от себя, вынуждая их жить на обочине общественной жизни или же загоняя их в глухое подполье. Но и такая жизнь – жизнь вне общества, по существу вне государства – не испугала адвентистов. Случаи отступничества были единичными среди них; если таковые и случались, то отступников немедленно отлучали. Гонения, остракизм, которым подвергались адвентисты со стороны государства и общества, только усиливали среди них «мученические» настроения, асоциальные тенденции, чувства социального эскапизма и изоляционизма, с одной стороны, а с другой – представления о своем избранничестве, с помощью которых они пытались компенсировать психологический дискомфорт, являвшийся результатом социального остракизма и сегрегации. Чувство «избранничества» придавало членам общины самоуважение, укрепляло среди них межличностные отношения — дружбы, любви. Община тем самым заменяла верующим общество, сплачивала их в единое социальное целое.