Эрос - [83]

Я чувствовал себя стариком слишком преждевременно. Знаете, что я вам скажу? В семьдесят человек уже стар, а в пятьдесят до старости еще далеко. Многие растрачивают впустую свои лучшие годы лишь потому, что считают, что глупенькие девушки уже не смогут полюбить их. Плевать на глупеньких девушек! Софи была жива! Вероятнее всего, жива. И я, естественно, делал все, что было в моих силах. Но теперь требовалось планировать все действия с особой тщательностью. Это была уже не детская забава – теперь начиналась другая, большая игра.

Вы спросите, доставляла ли она мне удовольствие? И я отвечу, да, я наслаждался ею, ведь моя жизнь наполнялась смыслом. Но только представьте себе, сколько работы нас ожидало, и какой кропотливой и тонкой работы… Месяцы, даже годы уходили на то, чтобы раздобыть хотя бы крупицу новой информации. Это было дело огромного политического значения – наверное, самая охраняемая государственная тайна ГДР. Только представьте себе, какие последствия имело бы ее разглашение! Речь шла не только о Софи. Скоро новые паспорта и новые биографии получили гораздо более крупные птицы: разыскиваемые террористы «Фракции Красной армии».

Каждый мой ход в этом чудовищном домино мог стать последним. Я подвергал себя большой опасности, и люди из Штази не стали бы церемониться со мной. И только мои деньги, много денег, позволяли установить осторожные контакты с ними. Это было слабое место Германской Демократической Республики – она всегда нуждалась в деньгах. И я обеспечивал ее деньгами, инвестировал средства в абсолютно бессмысленные проекты, балансировал на грани запретного, чем вызывал понятное недовольство в рядах моего правления. Вы должны знать, что консорциумы таких масштабов не могут принадлежать одному-единственному человеку, даже если на бумаге он числится их единоличным владельцем.

Лукиан в то время проделал грандиозную работу – он создал сложную сеть посредников, связанных с другими посредниками, которые в свою очередь связывались с третьими посредниками. Неясно было одно: какой именно посредник самый значимый, кого нужно подкармливать особо, а кого нет. ГДР являлась параноидальным государством, со слишком большим количеством высокопоставленных лиц.

Почти восемь лет потребовалось на то, чтобы окончательно выстроить эту сеть, и я впервые смог вступить в контакт с ее участниками. Но все равно мы не могли получить точной информации о том, что Софи живет в новом образе, – это оставалось лишь предположением. Позже, когда ко мне попали акты Штази, удалось многое реконструировать на их основе, многое пережить заново.

Софи попала в своего рода чистилище. Она, мечтавшая изменить мир, влачила теперь жалкое, бессмысленное существование, прозябая в руинах социалистической утопии, обнесенных высокой бетонной стеной. Однако этого я не знал. К моему стыду, должен признаться, что я даже предполагал, что она нашла там, по ту сторону, свое маленькое счастье. Если бы не мои заблуждения, я действовал бы решительнее и при малейшей возможности поставил бы на карту все. Какими тяжкими упреками осыпал я себя впоследствии! Однако разве можно обвинять человека, который тычется в темноте неизвестности, словно слепой котенок, в том, что он не бегает, не кричит диким голосом и не размахивает кулаками?

Фон Брюккен застонал. Сначала я подумал, что у него заныли старые душевные раны. Но в следующий момент понял, что Александр стонет совсем по другой причине – более простой и страшной. Он нажал на потайную кнопку где-то на письменном столе, и не прошло и двадцати секунд, как по звонку явился его личный врач – лысый мужчина среднего возраста, с массивным подбородком и хрупкими руками с тонкими пальцами. Не обращая на меня внимания, эскулап быстро расстегнул и закатал рукав рубашки Александра.

Хозяин замка, которого подчиненные называли когда-то императором, теперь был просто стариком, пациентом, корчащимся от невыносимых болей. Он прошептал мне, чтобы я посвятил этот день изучению актов, а он просит прощения за вынужденный перерыв. Вялым жестом он дал понять, чтобы я поскорее уходил. Ему было неприятно показывать свою слабость. И хотя страдания Александра заставляли меня проникнуться симпатией к нему, и он понимал это, однако для него было важнее скрыть их от меня. Скорее всего фон Брюккен считал, что именно так должны поступать гостеприимные хозяева.

Вожделение

Таким образом, впервые за время пребывания в замке у меня появилась возможность осмотреть Парк при дневном свете. Стоял ясный ветреный и сравнительно теплый день – столбик термометра опустился чуть-чуть ниже нуля. В парке не было ни души. Работы над погребальным комплексом, похоже, уже завершились, и черный памятник угрюмо возвышался посреди широкого луга, обрамленного ведьминскими кругами дубов, тополей и берез. От памятника на все четыре стороны света разбегались дорожки из белого мрамора, но они резко обрывались, едва дойдя до подножия ближайших деревьев. Раньше везде лежал снег, и поэтому я не видел этих дорожек, но теперь подтаяло, и я обратил внимание на то, как резко контрастирует их белизна с черным мрамором склепа. На мой вкус, здесь лучше смотрелся бы хороший газон – ярко-зеленый, с шелковистой подстриженной травкой. Однако я понимал, что луг по весне оказывается под водой и заболачивается.