Эрос - [50]

– Ну и пусть горит себе на здоровье. У вас будет новая жизнь.

И я проспал три дня и три ночи подряд.

Параллельная война

Психиатр Лукиана утверждает, что того терзают угрызения совести из-за того, как он поступил со своим отцом. Лукиан считает предположение врача верным, хотя ему самому такие мысли в голову не приходили. Пока Александр спит, Лукиан едет к своим родителям. Они живут на озере Тегерн, в недавно отремонтированном сельском доме с огромным садом и спуском к воде. Остаток жизни они хотят провести здесь, наслаждаясь природой. Идиотам этого не понять.

– Тебя не было так долго. Он никогда не простит тебя. Если бы ты хоть написал письмо…

– Но ведь я писал!

– Ты писал только мне. А он не хочет тебя видеть.

Мать наливает Лукиану кофе. Внезапно тишину дома прорезает зычный голос отца:

– Нет, конечно же, я хочу его видеть!

Кеферлоэр, сильно постаревший, показывается в дверном проеме.

– Сын?

– Папа?

– Ну, как дела? Что нового?

На ногах у Кеферлоэра мягкие войлочные тапочки по щиколотку. Он идет по направлению к сыну, но в последний момент отступает в сторону, почесывает себе живот и валится на кушетку.

– Как поживаешь, папа?

– Разве тебе не все равно? А как поживает он?

– Кто он?

– Твой царь и господин. Он окончательно спятил?

– С чего ты решил?

– Он чокнутый. Я это точно знаю.

– Точно?… – Лукиан предпочел бы обойти эту тему.

– Думаешь, я ничего не знаю? Того, как он себя ведет? Я знаю все. Все!

– Папа…

– Да, мы можем объявить его невменяемым. Вот сейчас ты у нас исполняешь обязанности директора. Мы заберем контору себе. Я и ты, мой сын. Ты приехал, ко мне за этим?

Лукиан молча ест ореховый кекс. Кеферлоэр-старший усмехается.

– Тебя удивляет, что я все знаю? На это ты не рассчитывал, верно? Мы наблюдаем за вами, и уже давно. Я знал, что в один прекрасный день ты явишься.

– К сожалению, мне пора идти.

Внезапно Лукиану становится ясно, почему он порвал с отцом, почему это было так необходимо.

– Передай этому сукиному коту, что он у нас под колпаком! За ним наблюдают!

Лукиан молчит. Поцеловав мать в щеку, он покидает отцовский дом.

У Лукиана перехватывает дыхание. Встреча с отцом производит на него гнетущее впечатление и многое решает в его дальнейшей жизни. Ему горько, что люди, у которых есть все, абсолютно все для спокойной и сытой старости, все-таки мечтают о власти, которой обладали когда-то, и не могут предаваться блаженству беззаботных деньков. Но ведь власть – такая преходящая вещь.

Лукиан дает себе клятву ни за что не уподобляться в старости своим родителям. Внезапно он понимает, что жить в чьей-то тени – не так уж и плохо, по крайней мере, не нужно вставать на котурны, доказывать миру свою исключительность. Неудавшийся визит к родителям хоть и не примиряет Лукиана с отцом, но все-таки дает ему толчок к примирению с самим собой.

Химия и причуды

Когда я пробудился от летаргического сна, возле постели стояли доктор Фрёлих и Лукиан. Мои друзья. Лукиан прогнал своего психиатра, тем самым снова сделав выбор в мою пользу. Это решение далось ему не так уж легко, и я отблагодарил Лукиана круизом по Средиземному морю, подарив ему яхту и команду моряков в придачу. Доктора Фрёлиха я попросил давать мне советы не только по чисто медицинской части. Он был единственным, кто знал во всех деталях о моей психической деградации.

– И даже если мой совет, по-вашему, звучит глупо, я советую вам влюбиться! – сказал доктор.

– В кого?

– Кто вам особенно приятен?

– Даже если бы у меня имелась такая кандидатура, – все равно непонятно, почему я должен влюбляться в ту, которая мне всего лишь приятна?

– Очень просто: это дело определенного настроя! Самовнушение. С самообманом здесь ничего общего, это всего лишь естественная реакция самозащиты мозга против одиночества и внутренней пустоты. Такой простой способ самозащиты доступен каждому, и бывает, что он дает поразительные результаты.

– Для вас, доктор, все чувства – всего лишь химия, да?

– А что еще? Вам нравится Сильвия?

Я уже говорил, что Сильвия одно время была моим секретарем, но совсем забыл сказать, что эта задача пришлась ей не по силам. Вскоре она попросила перевести ее в Мюнхен. И дело не в том, что она не справлялась с работой, нет, свою работу она выполняла довольно неплохо, просто Сильвия не могла выносить мои бесконечные сумасбродства, маниакальную помешанность на Софи, ее фотографии везде и всюду, мои безумные выходки и… дистанцированность от нее самой. Ведь мы переспали один-единственный раз за многие годы. А она действительно любила меня.

– Ну, как сказать. Неплохая девушка.

– Ну вот. Вы ей нравитесь?

– Более того.

– Великолепно! Она не слишком занята?

– Думаю, что нет.

– Так что же вы? Везите ее сюда! Больше всего на свете вы сейчас нуждаетесь в симпатии, искренней симпатии. В женской теплоте. В том, за что можно подержаться. – Он сделал довольно выразительный жест рукой.

Надо отметить, что Фрёлих настоял на том, чтобы мы с ним общались на «вы». Это, по его мнению, помогало мне признавать за ним авторитет. Он стал для меня своего рода другом-отцом и называл меня на «ты» только до моего совершеннолетия. Когда я позже предложил ему более демократичную форму обращения, он категорически отказался и заявил, что в противном случае не сможет оставаться моим врачом. Может, он был шарлатаном?