Эрос - [21]

Я слышал голос отца, он звал меня. Ледяной дворец полыхал, отец стоял там внутри, срывая с себя пиджак и рубашку, мой дорогой отец, который выкрикивал мое имя. И мне было ужасно стыдно. Стыдно за то, что я такой жулик, такой бессовестный негодяй. Я здесь, я твой сын, возьми меня с собой!

Стоя у окна одной из комнат на втором этаже, отец дико закричал. Уже не мое имя, нет, только отдельные звуки.

Все это было ужасно и вместе с тем, как ни странно, немного комично. В какой-то момент я даже рассмеялся диким истерическим смехом. Надеюсь, что отец успел допить бутылку и поэтому сгорел не заживо. Внезапно, мое сердце защемило тоской. Он уходил от меня и так хотел, чтобы я ушел вместе с ним.

– Папа! – закричал я.

Ответом мне стал взрыв бомбы непосредственно за виллой, до прямого попадания не хватило всего лишь нескольких метров. Взрывной волной меня отбросило в снег. Кожа горела, на ней выступила влага. Сначала я подумал, что это кровь, но оказалось, что всего лишь пот. И я побежал.

Я бежал куда глаза глядят, подальше от этого ужаса, через огромное поле, прямиком в лес. Я часто смотрел вверх. Из-за крон хвойных деревьев виднелось разорванное взрывами небо. Непередаваемое зрелище. Конец света, адская мешанина из вспышек огня и грохота орудий. Скоро я дошел до пруда, в котором слабо отражались световые пляски небес. Мне чудилось, что я вот-вот сгорю, лег на снег и окунул лицо в воду, по поверхности которой плавали редкие льдинки.

А потом я закричал. Прямо в ледяную воду. В черноту, что стала для меня с тех пор символом смерти, символом того момента, когда смерть наступает на источник света со всех сторон, окружает и гасит его, пока не утихнет сдавленный клекот, последний отзвук последнего крика. Я был близок к обмороку. Приступ слабости нависал надо мной, словно гильотина. Я заворочался на снегу, поднял лицо из воды, как раз вовремя, чтобы не захлебнуться, и вдруг вокруг меня сомкнулась чернота.

Несколько часов я ничего не чувствовал. Посте пенно начал осознавать, что мне очень холодно Уже светало. Продрогший, промокший до нитки в заляпанных грязью штанах, я поплелся по какой-то тропинке. Я плакал. Слизывал слезы с щек и кричал что-то невнятное. Вскоре увидел заводские корпуса. Вдали показалась группа людей, одетых в кожаные плащи. Эти фигуры были расплывчаты, нереальны, словно ангел и дьявол в одном лице, гости из иного мира, зачем они здесь – не знаю. Они пели, колебались из стороны в сторону… Я свалился без чувств.

Проснулся оттого, что стало жарко. На мне лежало несколько тяжелых шерстяных одеял, а над ними я увидел лицо Кеферлоэра. За его спиной горела уютная желтая лампа, почти такая же далекая, как и звезды.

– Спокойно. Все хорошо. Хорошо. Рыба не тонет.

Затем все снова поглотила чернота. Я погрузился вовсе не в сон, а с головою ухнул в прорубь бесчувствия, отказываясь реагировать на любые внешние раздражители, хотя и с переменным успехом. Казалось, что все происходящее вокруг меня переместилось на второй этаж реальности, и толстый слой одеял хоть и приглушал, но не перекрывал до конца голоса окружающего мира. Тело мое хотело лишь одного – спать, и противостояло какому-то дьяволу в моем мозгу, который старался этому помешать. То, что я видел и слышал, отличалось от обычных снов, однако подчинялось логике сновидений, и я старался затушить эту странную тлеющую смесь лоскутьями моих мыслей – так гасят загоревшийся предмет с помощью шерстяного одеяла.

Кто-то спорил. В какие-то мгновения перед моими глазами вспыхивали картины, но я был не в состоянии удержать их в сознании, и эти картины ускользали прочь. В моей голове танцевали голоса. Один из них я узнал – это голос Лукиана, который восклицал:

– Но я не хочу оставаться здесь!

– Придержи язык, Луки!

Постепенно обрывки впечатлений связывались в целостные, осмысленные эпизоды. В один из моментов мне почудилось, что я задыхаюсь, и пальцы Кеферлоэра, большой и указательный, орудовали в уголках моего рта. Похоже, меня вырвало, и он прочищал мне рот, чтобы я не захлебнулся.

– Алекс, ты слышишь меня? Мы доставим тебя в безопасное место!

Следующий эпизод совсем другой – холодный, наполненный лязганьем металла, и даже несколько добродушных желтых ламп не смогли смягчить этого холода. По желудку разливалась теплота, видимо, я только что поел. Вялый и апатичный, я сел на кровати и ощутил спиной дрожь. Но это дрожал не я, это вибрировала стенка, к которой я прислонился. Я находился на борту транспортного самолета. Вокруг были люди, все в штатском. Они сидели на полу, лежали рядом со мной, укутанные в одеяла. Помню ругательства, мольбы, рокот моторов людей, что глядели наверх, прислонившись затылками к стене.

– Но я не хочу оставаться здесь! – Это был снова Лукиан.

– Потерпи еще пару дней, и все будет позади. Позади.

Предполагаю, что мы находились на небольшое летном поле, принадлежащем заводам «Краусс-Маффей». Рокот моторов усилился, к нему примешалось резкое громыхание, затем я животом и затылком ощутил перепады давления; самолет качнулся из стороны в сторону и взмыл в воздух. Всех подробностей не помню. Это был мой первый полет. Мы взлетели и тут я увидел, или, скорее, вообразил себе, что все мои попутчики умерли. Меня окружали если не мертвецы, то люди, стоящие одной ногой в могиле. Восемь или десять пассажиров сильно побледнели, в том числе и обе женщины, одетые в меха. Одна из них, с несколькими цепочками на шее, плакала. Затем смеялась. Засовывала пальцы глубоко в рот. Какой-то человек поцеловал ее, чтобы успокоить.