Эрнест Хемингуэй - [25]

6

Некоторые критики увидели в романе эстетизацию чувственных удовольствий, они сводили его содержание к апологии четырех «б»: «бутылка-бокс-бой быков».

В романе действительно много развлекаются, пьют, кажется, читателя способен ошеломить этот калейдоскоп реалий, касающихся ресторанных деликатесов и сортов вин. Но это только внешняя сторона, за которой скрывается большая драма целого поколения, травмированного войной. Физическое увечье Джейка Барнса становится значительным символом, а вся линия Джейка и Брет подчеркивает важную мысль автора о невозможности, недостижимости счастья. В то же время сам Джейк достаточно критично относится к тем, кто прожигает, жизнь, он значительно глубже, умнее этих людей.

Самый контраст Парижа, и Памплоны значителен. «Красивая жизнь» хемингуэевских героев — это не подлинное, а эфемерное, призрачное существование. Зато какой богатой, естественной, гармоничной видится народная стихия, одним из проявлений которой становится фиеста! Вечной ценностью остается природа: ее незабываемые картины, испанские ландшафты, горы, долины, вечнозеленые леса на кручах, звенящие ручьи — все это блистательно передано Хемингуэем.

Некоторые критики относят «И восходит солнце» к наиболее художественно совершенным созданиям Хемингуэя. В нем писатель уверенно демонстрирует щедрую палитру хорошо отработанных приемов, будь то точные описания героев, «рубленые диалоги», за которыми скрываются напряженные невысказанные чувства; отличные описания природы; ставшие хрестоматийными сцены рыбной ловли и боя быков. Хемингуэй владеет читательским вниманием не благодаря захватывающему сюжету, а с помощью столь точных и наглядных описаний, что они позволяют увидеть и ощутить происходящее, словно все это развертывается на наших глазах.

Уильям Фолкнер, соперник и антипод Хемингуэя, так писал о нем: «Он рано в жизни обрел метод, с помощью которого писал, он никогда не уклонялся от этого метода, он отлично ему служил, и он блистательно его применял». Фолкнер считал, что Хемингуэй все делал «превосходно, первоклассно». Однако мир его прозы был «узок». Думается, что Фолкнер был здесь не во всем прав: Хемингуэй не просто повторял уже найденные приемы. Он их совершенствовал и обогащал. Расширялась и сфера, им изображаемая.

С романа «И восходит солнце» начинается международная известность писателя. Это было первое произведение Хемингуэя, не только оцененное знатоками, но и ставшее достоянием широкого читателя. Книга относилась к тем редким произведениям, которыми не просто зачитывались; она воздействовала на умонастроения читателей, а героям Хемингуэя старались подражать в манере говорить, в поведении. Свидетельствуют, что Брет Эшли сделалась чуть ли не эталоном женского «шарма» в глазах целого поколения студенток американских колледжей…

Правда, не все уловили замысел Хемингуэя. Кое-кто готов был отождествить нравственную позицию писателя и его героев. Не одобрили романа родители Хемингуэя… По свидетельству младшего брата писателя Лестера, их реакция напоминала возмущение обитательниц женского монастыря, которые впервые попали в заведение сомнительной репутации. В родительском доме в Оук Парке о романе говорили с осуждением, называли его не иначе как «эта книга».

«Автобиографизм», присущий творчеству Хемингуэя, сказался в этом романе, с особой отчетливостью. Вряд ли участники веселой компании, развлекавшейся во время фиесты в Испании летом 1925 года, могли предполагать, что они будут увековечены в романе. Прошли годы, их стали интервьюировать как прототипов романа; появилось специальное исследование Бертрама Сарасона «Хемингуэй и «И восходит солнце», в которое вошли тщательные разыскания, посвященные тому, насколько облик и биографии этих людей совпадают с образами, вышедшими из-под пера Хемингуэя. Ведь еще когда роман «И восходит солнце» увидел свет, то в Париже гуляла шутка: книга Хемингуэя — столь точная копия жизни, что главные герои рыщут по городу в поисках автора, чтобы вызвать его на дуэль…

В Джейке Барнсе видели самого Хемингуэя; как и автор романа, он писатель, прошел воину, а главное, именно он носитель той достаточно критической точки зрения, которая позволяет представить в истинном свете других персонажей. Прототипом леди Брет Эшли считается Дафф Туизден, высокая, красивая, пышноволосая шотландка, «роковая» женщина, чар которой не избежал и автор романа. Его чувство, по-видимому, не было безответным. Любовь к женщине нередко служила источником вдохновения для Хемингуэя в пору написания его лучших книг. Агнес фон Куровски была вдохновительницей романа «Прощай, оружие!», Марта Геллхорн, третья жена писателя, — романа «По ком звонит колокол», молодая итальянка Андриана Иванчич — повести «Старик и море». Дафф Туизден, в отличие от Полины Пфейфер, не решилась, однако, вторгнуться в семейную жизнь Хемингуэя.

Наиболее «пострадавшим» в романе оказался Гарольд Леб, который считается прототипом одного из наименее симпатичных персонажей — Роберта Кона. Известная неприязнь, сложившаяся между Лебом и Хемингуэем, видимо, объяснялась и тем, что они выступали как соперники в любви. Гарольд Леб принадлежал к богатой семье миллионеров, по материнской линии был родственником Ротшильдов; он окончил Принстонский университет и начинал как весьма посредственный литератор, что вызывало иронию у Хемингуэя. В книге воспоминаний «Как это было» Леб предложил свою версию взаимоотношений между участниками поездки в Памплону и признал, что Хемингуэй запечатлел его в образе Кона.