Эрнест Хемингуэй - [2]

БАС: Вы упомянули Париж — не пора ли нам отправиться туда вслед за нашим героем и его первой женой? Если Андерсона можно считать стартовой площадкой космического корабля “Папа Хем”, то на долю Хедли Ричардсон выпала роль ракеты-носителя. Ее горячая вера в талант мужа, ее готовность отказаться от карьеры пианистки и отдать все силы на то, чтобы обеспечить ему возможность посвятить себя литературе, конечно, были бесценной поддержкой. Скромный ежегодный процент с полученного ею наследства, составивший две с половиной тысячи долларов, в послевоенном Париже позволил молодоженам иметь самое необходимое — а большего в те годы они и не ожидали. Плюс журналистские заработки самого Хемингуэя. Хватало даже на то, чтобы угощать в своей квартирке новых друзей.

ТЕНОР: Первая серьезная ссора с женой произошла, когда она умоляла его осенью 1922 года не ездить на греко-турецкую войну. Но Хемингуэй был послан туда его нанимателем, канадской газетой “Стар”, и не чувствовал себя вправе отказаться. Снова страшные сцены войны, горящие дома, обозы с беженцами. В прозу потом попадет женщина с мертвым младенцем на руках, которого она не отдавала несколько суток. Воспоминания об этих днях всплывут в памяти героя рассказа “Снега Килиманджаро”. Так как Хемингуэй не любил и не умел выдумывать, мы должны поверить тому, что в Стамбуле он впервые изменил жене с какой-то армянской шлюхой — “перезрелой, грудастой, сиропно сладкой, гладкокожей и не нуждавшейся в подушке под ягодицами”.

БАС: А в следующем году супруги совершили поездку в Испанию. И тут Хемингуэй был на всю жизнь захвачен — покорен — заворожен древним испанским варварством — боем быков. Это не просто спорт, объяснял он жене, а высокая трагедия, требующая невероятного искусства и мужества. Все равно как если бы война проходила на арене, а ты получил место на трибунах и смотрел на нее, не подвергаясь никакому риску. Оказалось, что Хедли могла спокойно взирать на сизые кишки, вывалившиеся из распоротого живота лошади, и продолжать вышивать распашонку для ожидавшегося младенца.

ТЕНОР: Эрнест не только отсиживался на трибунах. Перед началом главного зрелища быка выпускают на арену и разрешают матадорам-любителям дразнить его для потехи. Наверное, тут уж сердце у Хедли сжималось, когда она видела своего отчаянного мужа, скачущим в метре от острых рогов. Но она уже знала, что опасность была для него как наркотик, без которого жизнь теряла блеск и пряность.

БАС: Сын Джон Никанор родился, когда супруги гостили в Торонто, но крещение произошло уже по возвращении в Париж. Чтобы спастись от плача ребенка в тесной квартирке, Хемингуэй уходил писать в соседнее кафе. Здесь были написаны рассказы, вошедшие в сборник “В наше время”, действие которых происходит по большей части в местах, где прошла юность автора, — в Мичигане и Иллинойсе. Когда сборник выйдет из печати, родители будут возмущены его содержанием. Отец вернет издателю все заказанные экземпляры, написав, что он не желает иметь в христианском доме “подобную грязь”. Знакомым даже заявит, что предпочел бы видеть сына мертвым, чем пишущим произведения, подрывающие основы религии и морали.

ТЕНОР: Мать писателя Грейс Хемингуэй умоляла сохранить хоть один сборник — отец остался непреклонен. Эрнест с детства был любимцем матери. Именно она привила ему отношение к искусству как высочайшей ценности. Грейс пела, музицировала, готовилась стать профессиональной певицей. Энтони Бёрджесс считал, что ритмичность прозы Хемингуэя берет свое начало из музыкальных впечатлений детства. Когда стать певицей не удалось, Грейс увлеклась живописью и достигла определенных успехов: ее пейзажи выставлялись и покупались. Почему во взрослом Хемингуэе созрела такая острая антипатия к ней, мне всегда оставалось неясным. Некоторые биографы считают, что он обладал теми же свойствами, что его мать: тяга к творчеству, стремление к совершенству, умение привлекать к себе внимание и доминировать над людьми. Но качества, ценимые им в мужчине, в женщинах он ненавидел. К отцу же, скромному провинциальному врачу, пристрастившему его к охоте и рыбалке, он сохранил уважение до конца жизни.

БАС: Отец его тепло описан в рассказе “Лагерь индейцев”. Помните, это там, где индианка тяжело рожает и приехавший врач делает кесарево сечение перочинным ножом, без анестезии. При первом прочтении я был очень удивлен, что и мать и ребенок остались живы. Я уже привык, что смерть маячит во всех произведениях Хемингуэя, что большинство его героев погибает в конце. Но через несколько строчек все разъяснилось, все стало на свои места: оказывается, муж рожавшей, лежавший в той же хижине на подвесной койке, перерезал себе горло, так сказать, принес себя в жертву, чтобы умилостивить злых духов и дать ребенку родиться.

ТЕНОР: Да, многие замечали, что в глазах Хемингуэя только близость смерти придавала серьезность тому, что происходит с человеком. Но я могу указать на десятки тончайших рассказов, в которых ключом сюжета оказывается не смерть человека, а смерть чувства, чаще всего — любви. Таковы “Что-то кончилось”, “Три дня под ветром”, “Очень короткая история”, “Солдат дома”, “Кошка под дождем”, “Конец сезона”, “Десять индейцев”, “Канарейка в подарок”. И во всех них автор целомудренно избегает произносить обесцененное слово “любовь”.