Ермолка под тюрбаном - [27]

Я не буду ручаться за достоверность этих хроник и личных свидетельств о жизни и деятельности Хмельницкого. Ясно лишь одно: если в личном конфликте с польскими властями сам Хмельницкий многие месяцы вел себя дипломатом, составителем официальных жалоб, то украинское население, возбужденное его бунтом, устроило жесточайшую и невероятную по своим масштабам резню панов и вообще католиков; большинство отрядов и шаек действовало при этом на свой страх и риск, по собственной инициативе, лишь прикрываясь именем Хмельницкого. Так или иначе, то, что на первом этапе выглядело как личная ссора двух друзей в любовном треугольнике, закончилось дикой расправой, грабежом и массовым убийством евреев, которых бунтовщики считали союзниками поляков.

В этих погромах погибли родители Сары. Сироту удочерил польский дворянин и крестил ее в католичество, но она (и тут версии разнятся) не хотела выходить замуж за сына своего благодетеля или же за его друга, польского аристократа. По еще одной версии, ее отсылали в монастырь. В ночь накануне этого рокового события (замужество или монастырь) она молилась у могилы своего отца, и ангел закутал ее в священный пергамент с каббалистическими знаками (вроде бы в таком пергаментном одеянии расхаживали в Эдемском саду Адам и Ева) и перенес ее в Амстердам. Или же, согласно другой версии, к ней явился призрак отца, поднял ее к небу и опустил ее на землю в Европе. Она якобы демонстрировала своим любовникам следы от отцовских ногтей у себя на плече. Так или иначе, она попала из Польши в Амстердам. Именно там, скорее всего, она и услышала о Шабтае Цви: слухи о новоявленном Мессии докатились даже до Спинозы.

К тому моменту сам Спиноза, как и Шабтай Цви, был предан остракизму, анафеме, отлучен от еврейской общины амстердамским раввинатом. Документ этого отлучения звучит жутковато. Преданный анафеме Спиноза «проклят днем и проклят ночью; проклят, когда он ложится, и проклят, когда встает; проклят, когда входит в дом, и проклят, когда выходит из дома… Никому не разрешено общаться с ним устно или письменно, отдавать ему какие-либо знаки уважения, находиться с ним под одной крышей или на расстоянии ближе чем четыре шага, читать что-либо сочиненное или написанное им…» Неудивительно, что Спиноза в конце концов перебрался в Гаагу, где ему и был посмертно установлен памятник. Этот квартал — один из двух районов красных фонарей в Гааге. В другом районе Комар и Меламид установили свой памятник: но не Спинозе, а Сталину. Мы вместе (не со Спинозой и Сталиным, а с Комаром и Меламидом) выпивали в тот год в Гааге можжевеловку «янивер», закусывая, как это полагается, голландской селедкой свежего засола.

Я заехал к ним, моим старым друзьям, из Амстердама, куда я попал в связи с публикацией на голландском моей короткой повести «Эдипов Сталин». Инсталляция Комара и Меламида представляла собой телефонную будку прямо напротив домов с окнами без занавесок: в каждом окне прихорашивалась в ожидании клиента очередная девица на продажу; изнутри телефонной будки на нее смотрел бюст Сталина. Алик (Меламид) и Виталик (Комар) объяснили мне, что Красная площадь — это все тот же район красных фонарей в виде алых кремлевских звезд, освещающих подходы к блядям из «Националя» неподалеку. Если вспомнить при этом ночные звонки Сталина по телефону, сразу станет ясно, что бюсту Сталина без телефонной будки не обойтись в районе красных фонарей. В этом мире эротического сталинизма, где всегда играли на низких человеческих инстинктах, телефонная будка напоминает еще и гроб со стеклянной крышкой, поставленный на попа. А голландскую селедку Сталину поставляли даже во время войны.

Сталина давно нет, телефонная будка Комара и Меламида переместилась в музей, но самая древняя профессия до сих пор процветает и в Гааге, и в Амстердаме. С Амстердама началось бродяжничество будущей супруги Шабтая по Европе. Она обитала в подозрительных приютах, где обслуживала постояльцев, занималась, по слухам, проституцией в Ливорно и там заявила во всеуслышание, что станет женой еврейского Мессии. Можно себе представить, какую репутацию она создала себе в глазах правоверных ортодоксальных евреев. Говорят, она была невероятно хороша собой, не блистала интеллектом, но могла соблазнить кого угодно. Так она оказалась в Каире, где в тот момент находился Шабтай Цви. После многих дней и ночей, проведенных в общении с Шабтаем Цви, Натан из Газы объявил Шабтая Мессией. С тех пор Натан с Шабтаем не разлучались, и Шабтай оставался его сильнейшей привязанностью всю жизнь. Не разлучались они и с Сарой до конца дней, что породило массу интригующих слухов об этой троице. Но больше ничто не смущало Шабтая в его состояниях пророческого озарения.

17

В ритуалах общения среди саббатианцев, как и в других религиозных диссидентских сектах, был еще и аспект сознательной трансгрессии. Натан из Газы, глашатай саббатианства, провозгласил в своих первых каббалистических трактатах о Шабтае Цви, что «все запретное для него разрешено». Это было целенаправленное разрушение талмудического ритуального иудаизма и полный пересмотр законов Моисея. Как бы ни поступал Шабтай, все подтверждало теории Натана о мессианской сущности этого раввина из Измира и его «озарений». Это была некая версия каббалистического дионисизма. Тут не место излагать основы Каббалы, но согласно той из ее версий, которой придерживался Натан из Газы, Бог — это бесконечный свет, предстающий в созданной им Вселенной как серия ментальных сфер — градаций сознания. Материальный мир, представленный низшими сферами сознания, вбирается, абсорбируется в высшие сферы мессианскими усилиями иудейских мудрецов. В этом процессе искры божьи иногда не улавливаются и падают в бездну, их нужно извлечь из тьмы и снова вернуть в высшие эшелоны сознания. Сделать это может только Мессия, способный пасть как угодно низко во имя спасения этих потерявшихся духовных искр — из бездны, так сказать, к звездам, чтобы приблизить день торжества Господня.