Эрлинда и мистер Коффин - [5]

Я советовала смириться, зная, каким влиянием Марина пользуется в городе, и мои рекомендации не пропали втуне, ибо расстроенная, но не сломленная Эрлинда вернулась на подмостки в роли Сесилии. Знай я тогда, чем это обернется, я бы, скорее, вырвала себе язык с корнем, чем взялась давать советы Эрлинде. Но что сделано, того не воротишь. В свое оправдание могу лишь сказать, что действовала из лучших побуждений, а не со зла.

Премьера собрала всех, кого только может собрать на Ки Весте событие такого масштаба. Там были сливки нашего общества, а также несколько особ из ближайшего окружения президента, и даже один драматург из Нью-Йорка собственной персоной. Вы, вероятно, слышали много противоречивых отзывов об этом вечере. Нет нынче в штате Флорида человека, который бы не утверждал, что присутствовал на спектакле, а когда слушаешь рассказы тех, кто действительно присутствовал, невольно кажется, что в ту роковую ночь они находились за сотни миль от театра. Как бы то ни было, я там была в своем белом сетчатом платье на переливающейся голубой подкладке и с опахалом из искусственных перьев цапли, с которым не расстаюсь вот уже двадцать лет, с тех пор как мистер Крэг подарил его мне на годовщину свадьбы.

Мистер Коффин и я сидели рядом, оба в крайней степени возбуждения в преддверии долгожданного дебюта нашей юной звезды. Публика тоже, казалось, предчувствовала, что ее ждет нечто из ряда вон выходящее, ибо когда в середине первого акта Эрлинда вышла на сцену в тюлевом платье, расшитом орхидеями, зал взорвался аплодисментами.

* * *

Пробираясь к своим местам перед заключительным пятым актом, мы оба знали, что вечер принадлежит Эрлинде. Даже в кино мне не доводилось видеть такого исполнения! Или слышать такой божественный голос! В сравнении с ним несчастная Марина звучала, как бродяжка из Мемфиса, и все, кто хоть немного знал нашу авторессу, видели, в какой она ярости от того, что ее затмили в ее же спектакле.

В последнем акте марининой «Камиллы» есть одна исключительно красивая и трогательная сцена, в которой Камилла возлежит на шезлонге, в ниспадающем пеньюаре из белого искусственного шелка. Возле нее стол, на котором стоят канделябр с шестью зажженными свечами, чаша с камелиями из папье-маше и несколько бумажных салфеток. Сцена начинается следующим образом.

— Ах, неужто он никогда не приедет? Скажи мне, милая Сесилия, не виден ли тебе его приближающийся экипаж в окне?

Сесилия (Эрлинда) делает вид, что выглядывает в окно и отвечает:

— Никого нет на улице, кроме старика, продающего вечерние газеты.

Сами видите, сколько в этих словах поэзии, ничего лучше в своей жизни Марина не писала. Затем наступает момент — кульминационный для всей пьесы, — когда Камилла (я знаю, что вообще-то у героини другое имя, но Марина назвала ее так, чтобы не путать зрителей) после убедительного приступа кашля приподнимается на локте и восклицает:

— Сесилия! Все меркнет. Он не приехал. Зажги еще свечей, ты слышишь? Мне надо больше света!

Тогда-то это и случилось. Эрлинда приподняла канделябр и занесла его над головой — нечеловеческое усилие, если учесть, что он превосходил ее своими размерами после чего, прицелившись, она метнула его в Марину, которая мгновенно воспламенилась. В театре началось невообразимое! Марина — столп пламени — ринулась по проходам в ночь — с ней только на улице с трудом удалось совладать двум полицейским, сумевшим потушить огонь, после чего они доставили ее в больницу, где она сейчас и находится в ожидании двадцать четвертой операции по пересадке кожи.

Эрлинда еще долго оставалась на сцене, успев предложить свое прочтение знаменитого монолога Камиллы, каковое, по свидетельству тех немногих, кто находился неподалеку и смог его услышать, было блистательным. Затем, завершив монолог, она покинула театр и еще прежде, чем мистер Коффин или я смогли к ней пробиться, была арестована по обвинению в оскорблении действием и заключена под стражу.

История, однако, на этом не заканчивается. Будь это так, я могла бы сказать: кто старое помянет — тому глаз вон. Ведь злоумышленница всего лишь дитя, и Марина-таки ее травмировала, но в ходе проведенного расследования ко всеобщему изумлению открылось, что несколькими месяцами раньше Эрлинда и мистер Коффин были официально повенчаны в Реформированной Эритрейской Церкви Кубы, а медицинское обследование подтвердило (так, по крайней мере, уверяет защита), что Эрлинде в действительности сорок один год, она карлица и вовсе не дочь, а мать профессионального боксера Лопеза. По сей день возникшая в связи с этим юридическая свистопляска не в состоянии найти удовлетворительного решения в суде.

К счастью, вскоре я смогла предоставить себе долгожданный отпуск в Каролине, где проживала у близкой родственницы в графстве Уэйн, покуда волнения на Ки Весте немного не поутихли.

Нынче я регулярно посещаю Марину, и она все больше становится похожей на себя прежнюю, хотя волосы и ресницы уже не отрастут, и ей придется носить парик, когда она окончательно восстанет со своего больничного одра. Об Эрлинде в моем присутствии она упомянула лишь однажды, вскоре после моего возвращения с севера, сказав, что дитя не подходило на роль Камиллы по темпераменту и что даже если бы она заранее знала, к чему это приведет, то все равно отстранила бы ее от роли.