Эрика - [33]

— Он к тебе больше не вернется.

— Не каркай раньше времени и не радуйся, — ответила ей Элина. — К тебе–то он точно не придет.

Но Вероника не унималась:

— Как знать? А сейчас он точно на другую глаз положил. Ты ему надоела. Не ты первая и не ты последняя. Ему не нравятся нервные особы.

Вероника подошла к занавесу и посмотрела в традиционную дырочку в зрительный зал, а затем повернулась к Элине:

— Точно. Он пришел на спектакль из–за Беслановой. Не веришь, посмотри.

— Конечно, он променяет меня на этот старый деревенский валенок, — засмеялась Элина. И с надеждой спросила: — Он пришел?

Но Вероника продолжала:

— А что? Надо-ж ему узнать бабу и такого сорта. А вдруг ему нравится, как Бесланова поет. Чем она хуже тебя? Конечно не молодая, не красавица. Но голос!

— Как она поет? Это может вызвать ностальгию по Родине только за рубежом. Как–то в Париже при мне Федор Иванович сказал: «Слушаю российское радио, как воет эта русская баба Бесланова. Так бы и полетел в Россию, бросился бы в рожь…» Что–то там еще говорил. Все мы… Дура я дура! Тоска по Родине у меня была в Париже… Поверила, что можно вернуться. А меня за белые ручки — и в лагерь…

— Да тише ты! — испугалась Вероника. — Услышат наш с тобой разговор, отправят работать на завод или свиней выращивать. Скажи спасибо, что Советская власть искусство ценит. Нам с тобой еще три года на этой сцене надо выдержать…

Элина отодвинула занавес, заглянула в зал и отпрянула назад.

— Князь Александр с академиком Бавиловым в зале сидит! — сказала испуганно она. — Он каждый раз, когда женщина ему надоедает, идет к нему философствовать. Мне это уже говорили. Он меня бросил! — На глаза Элины навернулись слезы. Она обратились к Веронике. — Прошу тебя не в службу, а в дружбу, сходи к нему в антракте, записку передай. Ну пожалуйста! — умоляюще посмотрела она на приятельницу.

— Нет! — категорически ответила Вероника. — Еще что придумала! Сама разбирайся с ним, — и снова посмотрела в зал.

— Точно! С академиком сидит. Слушай, Элина, они уходят…

— Ненавижу его! — совсем расстроилась Элина. — Какой он напористый, страстный, когда ему нужно завоевать женщину! А когда надоест, равнодушный, неприступный! Так бы и убила! Ну любил же! Дон Жуан несчастный!

Вероника остановила ее:

— Возьми себя в руки, через пять минут начало. Подумаешь, бросил. Вон Валерка–балерун неравнодушен к тебе. Одна не останешься.

— Да что ты понимаешь, только злорадствуешь?! Я люблю князя Александра! — На глаза Элине навернулись слезы, но заиграла музыка, и обе актрисы вынуждены были уйти со сцены. И тут они увидели князя Александра.

* * *

Однажды к Александру Гедеминову в мастерскую в сопровождении трех охранников и начальника лагеря пришел вместе с женой сам начальник Областного управления. Маленькие глазки высокого начальника зашарили по стенам мастерской.

— Ну вот, здесь самое место бывшему князю, — сказал он ехидно, но без злости.

— Почему бывшему? — удивился Гедеминов — Я и сейчас князь и после смерти им останусь. Жизни лишить меня можно, а титула — нет. — Александр мельком взглянул на жену начальника и тут же перевел взгляд на одного из охранников. — Чего стоишь, разинув рот, подай даме стул.

Охранник метнулся за стулом. Начальник управления одобрил:

— Правильно, князь. А то когда еще их воспитаем по отношению к женщинам.

Но жена его не села, а отвернулась к окну. Александру чудилось что–то знакомое в ее слегка вздернутом носике и немного раскосых глазах. «Из наших, — подумал он. — Кажется, и она меня узнала. Как же ее угораздило выйти замуж за этого дебила? Что она в нем, кроме ремней, нашла?»

Начальник уже давно говорил, как бы сам с собой, не спрашивая согласия хозяина мастерской, но и не приказывая. Наконец сказал главное:

— Нужно шашку и ножны изготовить. Материалы доставим, золото, серебро, все, что надо для оформления рукоятки.

— Я могу и не одну сделать. Нужны заготовки из хорошей стали. Работа эта кропотливая, творческая, требует много сил и хорошего настроя. В перерывах я должен заниматься спортом, ослаб я, — врал Александр, торгуясь.

Начальник лагеря испугался: не слишком ли вольно разговаривает заключенный и предупредил:

— Ты, Гедеминов, говори да не заговаривайся. Не забывай, где ты и кто перед тобой стоит.

— Я же говорю о полезном для всех отдыхе, — оправдывался Александр, — Вот здесь есть театр. Но это в помещении. А можно устраивать и на улице театрализованные представления для гражданина высокого начальника, — кивнул головой в его сторону Александр. — Вот я, например, люблю лошадей. Умею хорошо драться любым холодным оружием. Я обучу этому делу человек восемь заключенных. И вот, как гладиаторы в древнем Риме давали представления, так и мы сможем. Например, четверо заключенных будут представлять красноармейцев, а четверо — белых офицеров. Я, естественно, буду генералом.

— Почему же генералом? — удивился высокий гость

— Так ведь я в возрасте генерала. Мне уже 33 года — так сказать, возраст Христа.

— Ну–ну, — опять прикрикнул на него начальник лагеря, — никакого Христа нет!

— Простите меня, я же не о вас, я о себе говорю, — остановил его Александр.