Эрик - [3]

Мысли пульсировали и причиняли почти физическую боль: «С чего это ты, дурёха, решила, что тебе повезло увидеть человека из другого мира? Это тяжёлое испытание ― наблюдать, как он стареет, а потом его просто не станет. Совсем. И никто не в состоянии изменить ход вещей. Так что забудь о нём поскорее, переверни зеркало другой стороной и подожди месяц, пока всё закончится. Ведь ты совсем его не знаешь, кто он тебе? Просто незнакомец в зеркале…»

Я лежала и глотала слёзы, борясь с собственным эгоизмом, а потом приняла решение и успокоилась. «Пусть мне страшно, но ведь Эрик ждёт меня. Я для него ― чудо в его привычной жизни, впрочем, как и он для меня. Пусть ненадолго, но мы сможем быть рядом как друзья по переписке, которые никогда не встретятся…»

Это была трудная, полная сомнений ночь. Но моё решение не изменилось, я приготовилась к неизбежной боли расставания. Так мне тогда казалось.

Дни шли за днями, наши «встречи» с Эриком продолжались. Иногда зеркало «молчало» несколько дней, а потом я снова видела его повзрослевшего и возмужавшего. Он гордо показывал мне книгу. По его счастливым глазам я догадывалась, что это его труд и поздравляла, хлопая в ладоши и шутливо кланяясь.

А когда Эрик поднёс к зеркалу портрет своей невесты и смущённо улыбнулся ― также улыбнулась в ответ, кивая и «одобряя» его избранницу, хотя в глубине души, сама не знаю почему, её возненавидела.

Через несколько дней я заметила первую седину в его волосах, и сказала себе: «Подумаешь, седина, ему даже идёт. Всё нормально».

Забросив подруг и наши привычные посиделки, каждый вечер не просто спешила, а летела домой к восьми вечера, надеясь ещё раз увидеться с ним. Это было какое-то безумие, но тогда я так не думала.

Время рядом с Эриком проходило слишком быстро, и у меня замирало сердце, когда он показывал мне портреты своих детей, и его глаза светились нежностью и гордостью за них. Я радовалась вместе с ним и старалась поддержать, если ему было плохо. Мы понимали друг друга без слов. Достаточно мне было приложить руку к сердцу и вздохнуть, и он знал, что я ему сочувствую. А он в благодарность, рисовал для меня растения, похожие на большие разноцветные метёлки. Я не знала, что это, но полюбила их больше роз.

А потом увидела его с седыми висками и глазами полными скорби. Отвечая на мой испуганный взгляд, Эрик показал мне портрет жены. Ясно, её больше не было. Я не злорадствовала, мне было искренне жаль их обоих.

Как назло, зеркало почти сразу «выключилось», и связи с другом не было почти неделю. Я сходила с ума и срывалась на всех, кто попадался мне под руку. Так боялась, что больше не увижу его живым.

Но мы встретились снова. Шторы в комнате Эрика были сдвинуты, и яркий свет падал на него, сидящего с книгой в руках в кресле у очага. Его густые волнистые волосы наполовину поседели, между бровей пролегли горестные морщины. Он поправлял рукой очки на носу и сосредоточенно читал лежащую на коленях книгу.

Я сразу поняла, что Эрик не здоров: румянец на щеках был слишком ярким, а кожа бледной и усыпана мелкими капельками пота. Время от времени он протирал лоб белоснежным платком. А потом Эрик закашлялся так сильно, что книга выпала из его рук и упала на пол, а он не смог её поднять. Я понимала, как ему тяжело и заплакала от бессилья. Наконец, отдышавшись, он поднял глаза и увидел меня.

Радостно улыбнулся и с трудом встал. Я замахала руками, пытаясь вернуть его назад в кресло, но Эрик лишь покачал головой и подошёл к столу. Взял с него небольшую картину и повернул её так, чтобы мне удобно было рассмотреть.

Это был… мой портрет: бледная, завёрнутая в полотенце девица, с рыжими космами, собранными в пучок на затылке. Как в ту самую первую нашу встречу. Неужели Эрик запомнил? Ведь для него прошло столько лет. Или он нарисовал меня в тот же день, до сих пор храня портрет. Почему же раньше не показывал его, а сейчас вдруг решился? Возможно, потому что знал, что это наша последняя с ним встреча.

Ещё раз всмотрелась в картину: изображённая на ней девушка была прекрасна. Разве я такая? Самая обыкновенная девчонка без царя в голове, как говорил мой бывший, уходя от меня. Девушка на картине была другой ― сияющей, чувственной, любимой…

Подняла на Эрика заплаканные глаза и прижала руки к губам, никто и никогда ни признавался мне в любви так. Он шутливо нахмурился и показал жестами ― не надо плакать! Я заставила себя улыбнуться. А Эрик, смеясь словно мальчишка, сначала прижал портрет к сердцу, а потом развернул и поцеловал моё изображение прямо в губы, дразня меня: мол, что ты мне за это сделаешь?

Не в силах сдержать улыбку, послала ему в ответ воздушный поцелуй, который он поймал и «приложил» к своим губам. И тут же его скрутила боль. Я кричала в отчаянии, видя, как он падает на пол и замирает. Зеркало помутнело, пошло трещинками, а в следующее мгновение пролилось на пол мелкими каплями серебряного дождя.

Эти капли, подобно ртути, катались по полу, а потом сами собрались в небольшой блестящий шарик. Протянула к нему руки и взяла в ладонь. Он был лёгким и сиял как новогодняя игрушка. Это не могла быть ртуть, за столько лет её пары давно бы меня убили. Но сейчас мне было не до вопроса ― из чего же было сделано волшебное бабушкино зеркало…