Эрих и школьная радиостудия - [41]
— Надо бы мне поглядеть на вашего знакомого. Где я могу его найти?
Рауэ посмотрел на часы:
— Все получается как нельзя более удачно — мы с ним сговорились, что сегодня он будет у меня. Он придет через полчаса. Вот вы сами и побеседуете с ним.
— Хорошо. Через полчаса я снова загляну к вам.
Два совещания
Перемена кончилась, но совещание еще продолжалось. На несколько минут ребята были предоставлены самим себе. Директор Бруммерт докладывал учителям о печальной истории с кражей и о результатах, достигнутых следствием. При этом он, по своей привычке, обвел взглядом всех собравшихся, одного за другим.
Краузе сидел наклонившись далеко вперед и что-то усердно записывал. У молодого учителя Рейтера в уголке рта гнездилась едва заметная усмешка; вся эта история его, видимо, забавляла. Рядом с ним сидела учительница Трауте Буссе; она глядела на директора зорко и внимательно. Он поспешил оторвать взгляд от ее серых глаз, хотя это было ему очень трудно. Пильц, сидя у дальнего конца стола, как всегда несколько в стороне от других, уставился в окно.
Директор умолк. Несколько секунд в комнате было тихо. Затем Краузе попросил слова.
— Мне бы хотелось еще раз выразить кое-какие мысли, которые этот… случай только подтверждает. Не делаем ли мы серьезной ошибки, придавая слишком большое… э-э… значение пионерскому движению? Не страдает ли от этого настоящая школьная работа? Простите! — сказал он, повысив голос, так как другие учителя собрались возражать. — Одно маленькое доказательство. За последнее время мне неоднократно приходилось сталкиваться с таким фактом: мои ученики, когда я диктую им домашнее задание, говорят мне: не задавайте нам, пожалуйста, уроков; сегодня у нас такой-то кружок. Или репетиция в драмкружке или сбор дружины. Один раз с этим можно посчитаться, но когда это переходит в систему, получается полное противоречие с основными стремлениями пионерской организации: двигать вперед учебу.
— Ах, — произнес учитель Дрэгер и лукаво улыбнулся, — дети всегда умеют что-нибудь извлечь для себя из чего угодно. Я сам, когда был мальчиком, не очень-то любил готовить уроки. Но вы не должны приписывать пионерскому движению то, что я назвал бы… как вам сказать… детской тягой к свободе. Вполне естественно, что ребенок предпочитает играть и будет воспринимать домашние задания как весьма неприятное дело, на которое попусту уходит время, если учитель не сумеет разъяснить ему, что эти задания служат для углубления и лучшего усвоения предмета. Ученик должен готовить уроки по собственной охоте, но это произойдет лишь тогда, когда он поймет, что учится для себя, а не для нас, учителей. Я несколько раз откровенно побеседовал со своими учениками на эту тему, и с тех пор мне не приходится жаловаться на них.
— У нас есть прекрасный пример, — подхватила Трауте Буссе. — Вспомните о преподавании естествознания коллегой Бруммертом, как оно продолжается и дополняется в пионерском кружке юннатов. То, что проходят на уроках, практически прорабатывается и углубляется в школьном саду и на экскурсиях. Но ведь коллега Бруммерт никогда не скажет, что тем самым домашние задания стали излишними.
Краузе покачал головой.
— Поскольку были упомянуты экскурсии, я считаю, что мы и тут несколько переходим через край. В прежние времена такие… э-э… школьные экскурсии происходили один или два раза в год и были прекраснейшим воспитательным средством…
— Если вы не будете прилежными паиньками, мы не пойдем на экскурсию!
— Но, коллега Рейтер, простите…
— Мне кажется, я понял совершенно правильно. Господин Краузе предпочел бы, чтобы мы говорили: напишите хорошее классное сочинение, тогда вы можете сегодня после обеда пойти на часок в ваш радиоузел. Но мы хотим растить наших учеников самостоятельно мыслящими и действующими…
— И к чему это нас приводит? — снова возразил Краузе. — А как, скажите, пожалуйста, было дело с… э-э… ключом? Ясно как день: чистейшее легкомыслие! Коллега Бруммерт поступил неправильно, и его поступок граничит с безответственностью, — нельзя предоставлять ребят самим себе. Мы должны во что бы то ни стало…
— Разве можно сразу же терять доверие? — включился в разговор учитель Омс. — Мы обязаны, конечно, следить за детьми, но мне сдается, что надо дать им возможность самим все улаживать. Ребята такие чуткие…
— Вопросы самовоспитания — о-о! — перебил его Краузе.
— Да, да, ребята действительно воспитывают друг друга.
— Но в таком смысле, что… э-э… плохие ученики влияют своим дурным примером на хороших. К сожалению, на деле это обстоит именно так.
— Вы ошибаетесь…
— Именно так! И, кроме того, для чего же, собственно, мы здесь, мы, учителя?
— Послушайте, коллега Краузе, этот вопрос…
— Ну… э-э… извините. Я… э-э… немного взволнован. Я только хотел сказать, что у нас, увы, постепенно исчезает одна черта — почтительное отношение к учителю. И мы сами этому способствуем. Как вы находите, коллега Пильц? Вы делаете вид, будто вас наша беседа не касается. А ведь это вопросы, которые должны занимать каждого воспитателя.
Пильц улыбнулся.
— Я изучал их и пришел к выводу, что совсем не требую от своих учеников почтительного отношения — в вашем понимании. А вот уважение их я хотел бы заслужить, для меня оно, откровенно говоря, значит гораздо больше. Но для этого мне надо сначала стать их другом. Ведь уважение появляется тогда, когда сумеют оценить способности, знания и поведение человека, который…
