Еретик - [7]

Шрифт
Интервал

– И ты побеседуешь здесь, – с иронией прервал его Барберини, – в мире, с друзьями.

– Здесь, в Замке святого Ангела, с друзьями?

– Да, с монсеньором Скальей.

Металлическое кольцо обожгло ладонь кардинала Мысленно уже покинув судилище, он вдруг снова оказался на адских кругах Замка святого Ангела. Он не ослышался. Повелитель королевства земного и владыка царства небесного произнес его имя подчеркнуто неторопливо, с фатальной многозначительностью.

– Со мною? – Охваченный изумлением праведника, Скалья повернулся к папе.

– Да, с тобою, кардинал.

– Я не понимаю…

– Со временем поймешь…

На лице папы застыла маска напускной доброжелательности, под которой чувствовался коварный и холодный деспот. Мстил ли он сейчас за то, что Скалья отрицательно отнесся к избранию флорентийца, величественного и ослепительного, но лишенного подлинных христианских добродетелей? Окружающие также были ошеломлены. Князь римско-католической церкви любил изумлять свой двор, неожиданными решениями, ибо, подписывая подготовленные канцелярией бумаги, он чувствовал себя лишь исполнителем чьих-то чужих желаний. Собственной властью во всей ее полноте он наслаждался лишь тогда, когда мог приказать сделать нечто чрезвычайное, вроде, например, сегодняшнего. Разумеется, находились льстецы, которые ничем не позволяли себя смутить и подобные самодержавные капризы называли «мудрыми и величественными». А не защищает ли еретика «святой» кардинал? Это могло быть веской причиной. Скалья вдруг оказался перед ледяной стеной отчуждения. Тщетно искал он в чьем-либо взгляде сочувствия или ободрения. Сморщенные физиономии, потухшие глаза – лица этих людей походили на мертвые маски. Предоставленный самому себе, исполненный страха и отвращения, кардинал обратился к наместнику Спасителя на земле:

– Ты и меня заключаешь в темницу?

– Помилуй! – Маффео Барберини умел разыгрывать изумление. – Что пришло тебе в голову, высокопреосвященный? Не ты ли являешься подлинным столпом нашей церкви?

– Так, я полагал, было до сих пор.

– Полагай и в дальнейшем! Репутация праведника в глазах всей Европы делает тебя наиболее подходящим кандидатов.

– Нет?

– Прости, Святейший, не могу.

– А ты бы всегда хотел играть роль заступника? Разумеется, она тебя ни к чему не обязывает. Но теперь иной случай, и ты можешь на деле проявить себя верным слугой Господа нашего и его церкви. Наш апостолический престол подрывают люди двоедушные, они клевещут на меня, распространяют обо мне сплетни, озабоченные якобы восстановлением единства и чистоты христианства.

– Среди них слышны и голоса искренне озабоченных.

– Мы не забываем, дорогой брат, – поддержал папу генерал иезуитов, – что твои выступления в конклаве кардиналов были именно такими!

Однако Барберини эта реплика привела в ярость, и он с трудом сумел сохранить хладнокровие. Отношения между ним и генералом осложнялись с каждым днем. Будучи по характеру деспотом, папа не выносил могущественный орден иезуитов, к которому принадлежали все священники, исповедовавшие европейских Габсбургов. Легким движением бровей выразив неудовольствие вмешательством Муция, папа предостерег вновь назначенного инквизитора:

– Будь внимателен, высокопреосвященный! Клубок интриг со стороны враждебных нам сил опутал возвращение Доминиса в Рим. Твой долг развеять облако тумана, окружающее святой престол.

Муций и комиссарий Священной канцелярии многозначительно переглянулись: кого имеет в виду, кому угрожает флорентиец? Неужели им, непоколебимым в своей вере римлянам? С тех пор как Барберини был избран голосами французских кардиналов и умеренных, консервативный Рим не переставал волноваться. Однако в данный момент папа Урбан VIII лишил их возможности строить дальнейшие догадки, благословив подавленного и огорченного самаритянина:

– Это следствие окажет свое влияние на развитие всего христианства. Наше святое око бодрствует над тобою, страж Рима!

В слабой надежде изменить ужасное решение Скалья направился следом за папой. Поднявшись по лестнице, тот вступил в огромный роскошный зал, находившийся над Палатой правосудия. Его соотечественник, уроженец Флоренции Дель Вага расписывал также и верхние покои, где папы отсиживались в самые тревожные годы в истории своего государства. Дворец на верхней площадке укрепленного мавзолея Адриана был неприступен. И пока тонкий ценитель искусств римский первосвященник наслаждался созерцанием прекрасных фресок на античные сюжеты, его спутники, включая генерала иезуитов и комиссария Священной канцелярии, спустились в помещение под караульной вышкой, где находились пользовавшиеся печальной славой темницы. Осторожно ступая по мраморному полу, папа не выразил желания видеть рядом с собой подавленного инквизитора. А Скалыо вид великолепно убранного. зала расстроил еще больше. Здесь и вовсе не пахло христианским благочестием, повсюду царила роскошь и звучала жажда наслаждений, все свидетельствовало о разгуле и безудержной расточительности, в то время как внизу находились мерзостные темницы!

Миновав небольшую гостиную, папа спустился в лоджию, которую Браманте[8] прихотливо расположил на южной стене широкого венца крепости. Глубоко внизу у их ног, за Тибром, лежал Рим. Кардинал остановился на ступеньку выше своего неумолимого повелителя. Откровенно попросить об освобождении от тягостной обязанности у Скальи не хватало отваги. И через некоторое время, незаметно для самого себя подчинившись очарованию пейзажа, открывавшегося с высоты, он, подобно Барберини, погрузился в созерцание панорамы Вечного города.


Рекомендуем почитать
Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


Молитва за отца Прохора

Это исповедь умирающего священника – отца Прохора, жизнь которого наполнена трагическими событиями. Искренне веря в Бога, он помогал людям, строил церковь, вместе с сербскими крестьянами делил радости и беды трудного XX века. Главными испытаниями его жизни стали страдания в концлагерях во время Первой и Второй мировых войн, в тюрьме в послевоенной Югославии. Хотя книга отображает трудную жизнь сербского народа на протяжении ста лет вплоть до сегодняшнего дня, она наполнена оптимизмом, верой в добро и в силу духа Человека.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Странный век Фредерика Декарта

Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.