Ересь - [106]

— Ее отец знает? — спросил я Коббета.

— Смеетесь, что ли? Ее отец не заметил бы, даже если б она разродилась прямо у него на глазах, да и мистрис Андерхилл ничуть не лучше. По мне, так оба они виноваты: для обоих жизнь кончилась, когда Джон убился, а дочка — она вроде как не в счет. Я вот все думал, — добавил он, — как она собирается скрыть это от всех, когда не сможет зашнуровать свой корсет? А ведь до того дня уже недалеко. Может, потому она и сбежала.

— Я и не знал, что у вас было десять детей, Коббет, — сказал я, останавливаясь в дверях и с уважением поглядывая на старика.

— Теперь уже нет, — с философическим спокойствием отвечал он. — Добрый Боженька прибрал почти всех, только двух дочек оставил: одна вышла замуж за фермера под Абингдоном, другая прачка.

— Очень жаль, — не к месту сказал я.

— Не о чем жалеть, так уж на свете водится. Что-то я разболтался и совсем забыл: у меня ведь для вас письмецо. — Он выдвинул ящик стола, пошарил в нем и протянул мне сложенный лист бумаги.

Я схватил его, сгорая от любопытства: мое имя было начертано красивым, четким, но совершенно незнакомым мне почерком. Я поспешно развернул письмо и увидел, что написано оно по-итальянски.

— Сегодня с утра он оставил это у меня, — пояснил Коббет, — а как началась беготня из-за бедного доктора Ковердейла, а теперь еще из-за этого, я напрочь забыл передать, вы уж извините.

Сердце мое упало, когда я вчитался в строки, написанные изящным почерком в весьма изысканном стиле: автор просил меня рекомендовать его французскому посланнику в качестве учителя языков для его детей, ибо он в скором времени собирался вступить в брак, а скудное университетское жалованье не позволяло содержать семью.

— Это от мастера Флорио? — спросил я со вздохом, поглядывая на вензель внизу письма — такой замысловатый и разукрашенный, что его можно было прочесть десятью разными способами.

— Разумеется. Он что, не подписался?

Так вот о каком письме он упоминал! Значит, не он был тот таинственный корреспондент, направивший меня в «Колесо Катерины». Еще один тупик. Я так и не установил загадочного обитателя колледжа, который раньше всех увидел связь между убийствами и книгой Фокса.

— Черт бы его побрал, — проворчал я, сминая письмо. — Коббет, могу я попросить вас об одной услуге?

— Для вас — все, что угодно, сэр!

— Мне нужно сегодня ночью уйти из колледжа. Есть одно дело. Вы не могли бы отпереть калитку, скажем, за полчаса до полуночи?

Чело старого привратника стало задумчивым.

— С радостью бы помог вам, сэр, но ректор строжайше наказал, чтобы после всех этих убийств калитка и ворота все время были на замке, а с наступлением темноты никого не впускать и не выпускать. Против его приказа я не пойду — если еще кого убьют, меня же первого и накажут.

— Понимаю, — поспешно отвечал я. — А если я постучу тихонько и вы меня выпустите, а после этого сразу же запрете калитку?

Коббет озадаченно хмурился.

— Это еще ладно, сэр. А потом ждать, пока вы вернетесь?

— Я не знаю, сколько времени мне понадобится. Я могу снова постучать в окно, когда вернусь, и вы меня впустите.

— Попробовать-то можно, сэр, — без особой уверенности отвечал он. — Только поклянитесь, что ни одна живая душа в Линкольне не прознает, а то будет мне нагоняй.

— Клянусь! Исчезну, никто и не заметит, — пообещал я и вышел на сырой двор, под серое, тяжело обмякшее небо.

От количества новостей у меня разболелась голова.

Глава 16

Когда за двадцать минут до полуночи я выглянул из подъезда, в воздухе висел сырой туман. Тучи, из которых весь день хлестал дождь, наконец-то расступились, и на влажных камнях двора играл лунный свет. Спасибо и на том: можно было хотя бы разглядеть часы. С другой стороны, этот свет мог помешать мне незаметно улизнуть.

Стараясь держаться в тени, я прокрался вдоль южного флигеля, молясь про себя, чтобы Коббет не уснул и дождался меня. Дважды я вздрагивал, заслышав какой-то шум в дальнем от меня углу. Мне казалось, будто кто-то затаился там, и я всем телом вжимался в сырой камень.

Все окна, выходившие во двор, давно погасли, только в верхнем этаже, в комнатах ректора, все еще мерцал свет. Должно быть, с сочувствием подумал я, София так и не вернулась домой, и ее отец не может уснуть.

Проходя мимо западного крыла, я вспомнил про Габриеля Норриса и Томаса Аллена — любопытно, вернулись ли они. За ужином никого из них не было. Подозрительно, что оба исчезли именно тогда, когда было обнаружено тело Неда. Отсутствовал и Уильям Бернард; коллеги, бросавшие за ужином выразительные взгляды на его пустовавшее место, ни словом не прокомментировали его отсутствие.

Под башенной аркой я остановился и негромко постучал в маленькое сводчатое окно Коббета, с радостью отметив, что внутри горит свеча. Дверь открылась с первого же стука. Прижав грязный палец к губам, старый привратник медленно — ох, как некстати была сейчас его медлительность! — зашаркал к калитке с маленьким фонарем в правой руке, все время пугливо озираясь по сторонам. Он передал мне фонарь, и я стоял и следил, как скрюченные стариковские пальцы беззвучно перебирают огромную связку ключей, отыскивая среди них нужный.