Ересь - [14]

Виктория продолжала настаивать:

– Если эффект просачивания вас сломает, бессмысленно будет волноваться о вашей дальнейшей карьере. Саймон, ваши показатели значительно превысили допустимые нормы. Возбужденный мозг выбросил в кровь огромное количество гормонов, резко усилилось сердцебиение, началось сильное потоотделение. Повторюсь, если бы такое случилось во время сражения, это было бы понятно, но… – Виктория замолчала и покачала головой, а затем продолжила, уже гораздо спокойнее и тише: – Я говорила вам, что собственными глазами наблюдала, как человек потерялся в прошлом, считая себя ассасином, чей поток памяти он исследовал. Он порвал отношения со своей девушкой, потому что полюбил другую, ту, что умерла двести лет назад. У него случались временные помутнения сознания, и когда он приходил в себя, обнаруживал письма, написанные ему Арно Дорианом… по-французски, хотя он сам не владел этим языком. В конце концов он умер, Саймон. Признаюсь, наблюдать за всем этим было невыносимо, и я до сих пор живу с чувством вины. Я должна была прервать процесс до того, как все зашло так далеко. Второй раз я не совершу подобной ошибки. Поэтому, пожалуйста, объясните мне, почему вы вышли из потока памяти своего предка?

Саймон вздохнул и на мгновение закрыл глаза:

– Что-то в этой девушке его сильно взволновало… и до смерти напугало.

– Не вас, его?

Саймон на секунду задумался.

– Сейчас мне трудно это определить. – И это было правдой.

Виктория наклонила голову и как-то странно на него посмотрела. Профессор Хэтэуэй смутился, доктор Бибо попыталась спрятать улыбку.

– Что ж, давайте проверим. – Виктория подошла к компьютеру и проверила его показатели. – У вас произошел выброс серотонина, дофамина и норэпинефрина. Понимаете, что это значит?

– Я не химик.

Лицо женщины расплылось в улыбке.

– Только не говорите мне, что забыли, насколько всепоглощающей может быть первая любовь.

Саймон оторопело уставился на свою напарницу:

– Вы это серьезно?

– Абсолютно.

– Просто, мать его, прекрасно, – со вздохом протянул Хэтэуэй. – Мне придется болтаться в теле по уши втрескавшегося юнца. Надеюсь, хорошая драка даст выход его тестостерону.

– Или чему похуже, – сказала Виктория.

– Нет, – устало и очень искренне сказал Саймон. – Хуже уже просто некуда.

– Если это как-то поможет, хочу напомнить, что Жанна д’Арк была чрезвычайно харизматичной личностью. У юноши в пубертатном возрасте с соответствующим этому периоду интересом к девушкам не было ни малейшего шанса.

Успокоившись и собравшись с собственными мыслями, Саймон попытался вспомнить все и посмотреть на девушку, которой суждено было стать святой покровительницей Франции, не глазами переполненного гормонами юнца, а глазами непредвзятого историка.

– Пожалуй, я соглашусь с этой гипотезой. Но думаю… что это еще не все. За всем этим кроется что-то еще… – Саймон посмотрел на Викторию. – Я хочу вернуться.

Она подумала с минуту и кивнула:

– Хорошо. Но давайте выберем другой временной отрезок. – (Саймон мысленно поблагодарил Викторию, пока женщина просматривала свои записи.) – Жанна еще неделю провела в Бюре-ан-Во в обществе Лаксартов. – Доктор Бибо взглянула на профессора Хэтэуэя, едва сдерживая улыбку. – Возможно, ей захотелось быть ближе к Габриэлю.

– Просто превосходно, – сокрушенно сказал Саймон.

– Мне очень жаль, – произнесла Виктория тоном, в котором не слышалось ни капли сожаления. – Я запускаю симуляцию позднего вечера двенадцатого мая. Готовы?

– Разумеется, – ответил Саймон с уверенностью, которой совсем не чувствовал в себе.

Сейчас он уже имел некоторое представление о том, что его ждет, но это не особенно меняло дело. Туман в коридоре памяти казался каким-то чуждым, и Хэтэуэй не знал, как скажется на нем возвращение в прошлое.

Когда серый туман начал материализовываться в окружающие его предметы, профессор услышал у себя в голове голос Виктории:

– Саймон, что вы думаете о Жанне?

– Я? Ну, она очаровательная, – ответил он. – И если она действительно владела мечом Эдема, то сохранившиеся сведения о ее чудесных способностях кажутся более чем правдоподобными. Мир, в котором она жила, не относился с таким недоверием к высшим силам, как наш. Тогда не подвергали сомнению возможность слышать голоса, вопрос был только в том, чей именно это голос – Бога или Сатаны.

– Но что вы сами думаете о ней?

– Я… Да я особо о ней не думаю. – (Загрузка симуляции почти завершилась.) – Я – историк. И мы не можем любить или ненавидеть кого-то, мы можем только наблюдать.

– Это поможет вам противостоять эффекту просачивания, – удовлетворенно сказала Виктория.

Туман в коридоре памяти трансформировался в темную ночь с небом, украшенным звездами и тонким рожком ущербной луны.

Габриэль проснулся около полуночи. С приездом Жанны он сделался беспокойным, спал тревожно, ни с того ни с сего просыпался в самый неурочный час. Обычно за день он так уставал от работы со скотом, принадлежавшим его отцу, – что не шло ни в какое сравнение с работой в торговой лавке его отчима, – что всю ночь спал как убитый. А теперь ночами он бродил по узким улочкам Бюре-ан-Во. Поскольку городок был очень маленький, то и прогулки были короткими. Но чаще, как сейчас, выйдя из дома Лаксартов, он прислонялся к арочному проему и смотрел на звездное небо, потом возвращался в дом, забывался тревожным сном, ворочался и метался, пока снова не просыпался.