Эрагон. Наследие - [26]

Насуада смотрела на него, не веря собственным ушам.

– Если я сейчас нарушу наш договор с ургалами, то они неизбежно придут в такую ярость, что незамедлительно нападут на нас, а сражаться одновременно и с ними, и с Империей мы не в состоянии. Провоцировать их нападение было бы верхом безрассудства, сущим безумием. Если уж такие мудрые существа, как эльфы, драконы и Всадники, дружно решили терпеть существование ургалов – несмотря на то что довольно легко могли бы их уничтожить, – то и мы должны последовать их примеру. Они понимали, что уничтожать ургалов неправильно и несправедливо; и тебе тоже следовало бы это понять, Оррин.

– Мудрые существа! Ха! Много же добра принесла им их мудрость! Хорошо, оставь какое-то количество ургалов в живых, но убей большую их часть, чтобы они еще лет сто не осмеливались ни на кого нападать.

Явственно звучавшие в его голосе боль и напряжение озадачили Насуаду. Она внимательней посмотрела на Оррина, пытаясь понять причину подобной мстительности, и вскоре, как ей показалось, отыскала наиболее очевидное объяснение этому.

– Кого из твоих близких убили ургалы? – напрямик спросила она.

Оррин поднял сжатую в кулак руку и медленно опустил ее на подоконник – казалось, он хотел с силой ударить по нему, но отчего-то передумал. Несколько раз постучав кулаком по подоконнику, словно выпуская злобу, он сказал:

– Моего близкого друга. Мы с ним вместе выросли в замке Борромео. Вряд ли ты с ним когда-либо встречалась. А потом он стал одним из лейтенантов в моей кавалерии.

– И как он погиб?

– Именно так, как ты и подумала! Мы с ним были на конюшенном дворе, ставили охрану у западных ворот, когда из конюшни вдруг выбежал какой-то конюх и насквозь проткнул моего друга вилами. А когда мы загнали этого конюха в угол, он все вопил какую-то чепуху насчет ургалов и того, что он никогда им не сдастся… Это, впрочем, все равно не спасло дурня. Я сам его заколол.

– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала Насуада, и самоцветы на короне Оррина вспыхнули, когда он кивнул ей в знак признательности, – но все же нельзя, как бы тебе ни было больно, позволять своему горю диктовать тебе подобные решения. Нелегко терять друзей и близких, я это хорошо знаю, но ты должен пересилить себя – во имя своего народа.

– Пересилить себя? – насмешливо переспросил Оррин.

– Да, пересилить. Мы должны лучше других владеть собой. С нас и спрашивается больше, чем с других, и мы обязаны быть лучше своих подданных, если хотим доказать им, что достойны такой ответственности… Ургалы убили моего отца – помнишь? – но это не помешало мне заключить с ними союз, ибо это может помочь варденам. И я не позволю, чтобы хоть что-то помешало нам достигнуть поставленной цели, как бы больно при этом ни было мне самой. – И Насуада снова показала Оррину свои шрамы.

– Значит, таков твой ответ? Ты отказываешься разрывать союз с ургалами?

– Да, отказываюсь.

Странно, но Оррин выслушал ее ответ с таким хладнокровием, что она даже встревожилась. А он, еще крепче стиснув пальцами край подоконника, вернулся к прежнему занятию: стал смотреть на раскинувшийся перед ним город. Его изящные длинные пальцы украшали четыре крупных перстня, и на одном из них, с большим аметистом, была выгравирована королевская печать Сурды: украшенный ветвистыми рогами олень и побеги омелы, обвивающей его ноги, которыми он попирает лютню; напротив оленя виделся силуэт высокой крепостной башни.

– По крайней мере, – сказала Насуада, – мы пока не сталкивались с такими воинами Гальбаторикса, которые благодаря магическим чарам не чувствуют боли.

– А, ты имеешь в виду этих «смеющихся мертвецов»? – кивнул Оррин. Насуада знала, что это прозвище широко распространено среди варденов. – Да, пожалуй. Впрочем, мы и Муртага с Торном пока не видели, и это меня весьма беспокоит.

Некоторое время оба молчали. Потом Насуада сказала:

– Как прошел твой вчерашний опыт? Удачно?

– Я слишком устал, чтобы ставить опыты. Вместо этого я просто лег спать.

– Ясно…

Они еще немного помолчали, потом, словно по взаимному безмолвному согласию, подошли к столу, придвинутому к стене и заваленному листами бумаги, керамическими табличками и свитками. Насуада, взглянув на этот кошмарный натюрморт, только вздохнула. Всего полчаса назад этот стол был пуст и тщательно вытерт ее служанкой.

Она сосредоточилась на лежавшем сверху последнем донесении – общем количестве пленных, которых вардены взяли в течение осады Белатоны; имена наиболее важных особ были выделены красными чернилами. Они с Оррином принялись обсуждать это донесение, и Насуада призналась:

– Я просто не знаю, как изо всего этого теперь выпутаться!

– Можно попробовать привлечь на нашу сторону здешних стражников. Тогда нам не пришлось бы оставлять в Белатоне так много наших воинов.

Насуада снова взяла в руки донесение.

– Возможно. Но таких, кто не только пообещает нам верность, но и сохранит ее, не так-то легко найти, а наши заклинатели и без того уже перегружены работой сверх меры… Кто этих людей проверит?

– А эти, из Дю Врангр Гата, не умеют устранять последствия клятвы, сделанной на древнем языке? – спросил Оррин и, поскольку Насуада ответила отрицательно, раздраженно прибавил: – Значит, их работа пока что никаких результатов не дала?