Эра воды - [63]

Первый шок от ужаса, связанного с потерей себя, развеялся, и во мне шевельнулось любопытство. Однако прорасти ему было не суждено — я слишком устал и решил капельку вздремнуть.

Шли минуты, часы.

Когда размежил веки, солнце уже прошло зенит и ощутимо клонилось к западу. Бледным пятном навстречу ему, но чуть в стороне, теряясь в ярком еще дневном свете, плыл Фобос.

Вот тебе раз, называется, вздремнул ненадолго.

Сколько же можно сидеть без дела? В животе опять раздалось недовольное урчание. Сон не заменит еду. Кроме того, страшно хотелось пить, а пресная вода на глаза не попадалась. Это может стать серьезной проблемой. Я забеспокоился и поднялся на ноги, чтобы оглядеться.

«Иди на руку от солнца. Влево руку. Вытяни левую руку. Смотри на тень. Иди к пальцам. И дальше. Там вода и еда» — раздалось наконец-то под моим черепом.

«Далеко?» — спросил я сам у себя. Но ответа не последовало, и я, раздраженно дернув плечом, пошел туда, куда указывала левая рука.

Местность оказалась неровной. Промежутки между крупными валунами заполняли мелкие камешки, плоские и острые плитки, напоминающие битую черепицу, только не оранжевую, а серую, с отливом в синеву. Она шелестела и позвякивала под ногами, как скребущиеся друг о друга керамические осколки. «Глинистый сланец или алевролит какой-нибудь…» — механически отметил я, продолжая движение. Иногда геология может подождать.

Вдалеке показался крутобокий холм, ввиду которого я остановился и сверил направление: компас вытянутой левой руки указывал на него. Звук под ногами изменился, зашуршали стебли сухой травы. Равнина постепенно снижалась, но и здесь было сухо, а почва напоминала такыр: растрескавшаяся, лишенная влаги глина. Однако присутствие островков травы, пусть даже мертвой, указывало на близость воды.

У подножия холма кучерявился низкорослый колючий кустарник с листочками в форме птичьей лапы, только вместо коготков они заканчивались раздвоенными шипами. Ветви его были усыпаны темно-фиолетовыми ягодами: крупными, покрытыми длинной жесткой шерстью. Я осторожно сорвал одну. Она легко отделилась от плодоножки и оставила на пальцах черничный след. Может быть, эти ягоды съедобны? Не их ли имел в виду мой таинственный друг?

Голодная смерть меня не устраивала. Я лизнул сок, нашел его терпким и невкусным, но дареному коню в зубы не смотрят, к тому же, все-таки, моя первая еда на этой планете.

В эту эпоху.

В этом сне или где я там на самом деле нахожусь.

Шкурка отделялась без труда: стоило потянуть за волоски, и она лопалась, обнажая сочную трехцветную мякоть. Темный нектар, пахучий и липкий, сочился из сердцевины. Остальная ягода делилась на две неравные доли: та, что побольше — янтарно-желтая, а вторая — зеленая. Вкус у них, впрочем, был одинаков. Или я еще не научился различать тонкости марсианских фруктов?

Мне послышался смешок. Я оглянулся, но никого не увидел.

«Это пустынник, его не едят. — В знакомом голосе ни тени эмоций. — Будет тошнить».

«Предупреждать же надо!» — Вскричал я возмущенно и принялся отплевываться.

«Их не было в прошлый раз».

«В прошлый раз? Ты уже был здесь?»

«Семь оборотов назад. Обойди холм. Ступени вверх. До конца».

Похоже, он опять свалил, оставив меня с нехорошими предчувствиями и тяжестью в животе. От ягод или от его слов? Семь оборотов! Больше десяти земных лет, если оборот соответствует марсианскому году. Двенадцать, что ли… Или тринадцать… Может, никаких ступеней нет уже и в помине, а на холме меня ждет голод? Что если местная пища долго не хранится, испортилась? Или разворована какими-нибудь марсианскими енотами?

Я уныло побрел вдоль ржаво-коричневого откоса. Неприятный вкус во рту усилился. Все-таки, от ягод. Хорошо, если голос не соврал и они не ядовиты. Ни за что, никогда не тяните в рот неизвестные вам плоды, тем более — на чужой планете! Посмотрите на меня и не кушайте волосатую чернику с желто-зеленой начинкой, растущую на колючих кучерявых кустах!

Что же я, в самом деле, как дитя неразумное? Доктор планетологии, знатный космонавт, возлюбленный Ее Величества Кати Старофф… Стыдно, батенька, стыдно.

В наступившем безветрии от раскаленных камней тек горячий воздух. Солнце плавилось в этом жарком мареве, дрожало и кривлялось, представляясь то агонизирующим лицом забытого бога, то палящей небесной медузой, чьи прозрачные щупальца обжигают кожу до волдырей.

Преодолев невысокую полуразрушенную ограду из обломков ржавого песчаника, я, наконец, попал в тень. Стена, сложенная неведомыми руками, обязательно заинтересовала бы меня, попадись на глаза в другой исторический момент. Однако сейчас рядом журчал родник — последний раз я слышал этот звук на Земле, давным-давно, но ни с чем его не спутаю!

Подобный молниеносному гепарду, ринулся я в самую гущу кустарника. С хрустом, достойным тяжелого вездехода, проломился через путаницу ветвей. Бездумно раздирая кожу и сшибая ненавистные волосатые плоды, прополз там, где не смог пройти, пока, наконец, не увидел источник.

Тонкая прозрачная струйка выбивалась из расселины в крутом склоне холма, около полутора метров над землей. Едва заметным ручейком сбегала она к ограде и терялась в траве.