Эра воды - [37]

Никому нельзя верить, особенно роботам и компьютерам. Про женщин молчу.

Оставив Роба лежать неподвижно в освещении лживого зеленого датчика активности и моргающего голубым огоньком радиомаяка, я пошел дальше в одиночестве. Скалы и льды словно сжались вокруг меня, начал мерещиться звук чужих шагов, шарканье множества ножек, далекие голоса. Я останавливался, и звуки пропадали, чтобы вернуться с первыми же секундами движения.

Несмотря на четыре десятых «g», приходилось мне нелегко, на Земле едва ли удалось бы сдвинуть такой вес. Пиканье радиомаяка, оставленного у Роба, затихло в отдалении. Только к исходу второго часа, обливаясь потом, мгновенно удаляемым климатической системой, совершенно выбившись из сил и привалившись к ярко-розовой ледяной колонне посреди очередного грота, я сообразил, что полевой скафандр должен быть оборудован усилителями. Боже, как я ругался на себя, на составителей инструкции, на Роба, хотя вот он-то тут точно был ни при чем… Но это была ругань радости, вопли облегчения.

Всего пара команд, и часть энергии батарей направлена на встроенный механический скелет скафандра. Вес практически перестал ощущаться. Сила движения, правда, тоже. Опершись ладонью о стену, я ненароком выбил из нее кусок, все сосульки вокруг посыпались, настолько сильным оказался удар. Но уже через несколько часов удалось приноровиться, координация движений стала сносной.

Широчайшую расщелину, известную по записи, я пересек по ледяному дну и поднялся на уступы рядом с высоченным водопадом, напоминавшим замороженную бороду древнего великана. Здесь лед не было окрашен. Миновал лавовую пещеру, подобную той, что заманила сгинувший модуль «С» в жерло погребенного вулкана, вышел по трещине, а дальше продрался через довольно узкий лаз, раскрывавшийся в анфиладу зеркальных гротов. По ним я добрался до старых известковых пещер. Похоже, когда-то, до образования ледника, здесь был обрыв, возможно, берег моря. Пещеры все больше напоминали земные, с привычными натеками силикатов, гнездами кварца, аметиста и какого-то неизвестного мне бледно-зеленого минерала. Льда в них не было.

Навигатор вел меня вниз. Не отвлекаясь ни на что, я продолжал упорно погружаться в недра Марса. Однажды обратил внимание, что температурный датчик давно показывает плюс, но мне было уже не до исследований.

Наконец, появилась изморозь, похолодало. Петляя и переходя из пещеры в пещеру, я заметил, что приближаюсь к цели, оставалось уже буквально рукой подать. Преодолел крутой подъем, завершившийся в одной из широких, подобных друг другу пустот, образующих как бы цепочку, соединенную короткими пещерками или проломами в стенах. На снегу и в инее, пятнами покрывавшем дно, появились следы лапок модуля.

Мне вдруг стало остро жаль бедного Роба, брошенного далеко-далеко, в глубокой и запутанной марсианской пещере. Странное дело, но в тот момент я жалел робота больше, чем раненого пилота Рупи, дрыхнувшего в медустановке. Наверное, это неправильно. Робот ведь не живой.

И вот я дошел. Снег, рыжеватый от насыпавшейся сверху пыли. Дыра в небо, но в яркости прожектора, отраженной куполом, она выглядит чернильной кляксой. Я выключил свет и присел. Не настраивал ни фильтры, ни светочувствительность. Стало темно. Постепенно глаза привыкли к сумраку, наверху проявились рваные очертания светлого пятна. Неба в нем видно не было, только неяркий свет, однако оно сияло мне, как путеводная звезда, как выход из бесконечно длинного тоннеля.

Наверху день. Даже в пыльную бурю там намного светлее, чем в абсолютной тьме ледяных и каменных мешков. Сколько же я не видел настоящего света? Четверо суток, пять, неделю? Как-то все смешалось. Наверное, это влияние подземелья: когда не видишь смены времен дня, перестаешь их отмечать, и спишь не по часам, а как придется.

Неспешно я активировал инструкцию по сборке ракетного ранца, встроился в мехскелет, закрепил на спине пожитки, на холостой тяге проверил дюзы и был готов к запуску. На рыжем полу появилось белое пятно инея.

Когда реактивная струя выбрасывается из подошв, чтобы оторвать тебя от земли, первым делом теряешь равновесие, и ранец автоматически выбрасывает компенсирующие струи из боковых дюз, расположенных на уровне плеч. Я повисел чуть-чуть над полом, пролетел немного взад-вперед, чтобы вспомнить, как это делается, и тут же раскаялся. Пещеру заволокло паром, который тут же замерз и осел пушистым снежком на всем, в том числе на скафандре. Обзорные камеры на секунду помутнели и быстро очистились, но мысль о перспективе взлетать сквозь туман не прибавляла оптимизма. Чтобы не рисковать, я решил не полагаться на оптику, запустил локатор и, еще раз включив дюзы, с облегчением убедился, что акустика дает сносный результат даже при почти полной потере видимости. Тогда я прицелился, выдохнул, дал тягу и медленно, как настоящая большая ракета, пошел вверх, к небу. Мимо проплыли неровные края пролома. В этом месте кровля оказалась толщиной где-то с полметра: полость, столетиями расширяясь, вышла под самый верхний слой плотного песка, и он провалился под собственным весом или от удара метеорита.