Эра воды - [30]

— Модуль «B» достиг предела устойчивой радиосвязи и вернулся. Показать следующую трансляцию?

Верно, пока я смотрел запись, три заново пущенных модуля успели убежать далеко. Бесценным результатом исследований станет карта, объемная модель системы пещер, в которые уже совсем скоро мне придется отправиться лично.

— Не надо. — Я так устал, будто сам пробежал километры. — Дождемся результата. Выдели необычные места, где мне посмотреть. Покажешь видео. Потом решим, что делать. Дерни меня, если найдут выход наружу. То есть позови.

— Да, Пол.

Мне захотелось размять ноги, невозможно столько сидеть. Подобрав молоток, пикнувший «здесь» с одной из ледяных куч, я широким шагом двинулся в сторону грота, к устью пещеры. Тяжелый полевой скафандр дотянул мой вес до земного, так что я чувствовал себя почти как на прогулке где-нибудь в Кентукки, в Мамонтовой пещере. И размерчик системы подходящий, полтыщи километров совокупной длины. Одно утешало, со мной был Универсальный вспомогательный робот. Хотя и промышленно-экспериментальный образец, но пока он меня не подводил, и я надеялся, так будет и впредь.

Все-таки идти самому совсем другое дело, нежели смотреть видео. Руки опираются на выступы льда и смерзшегося песка, ноги ступают по камням — чувствуешь сквозь перчатку, чувствуешь ступней, пусть даже через толстую подошву ботинка — они настоящие, и если потеряешь равновесие, по-настоящему стукнешься о них шлемом. Прочный сиплекс не разобьется, скафандры делают с умом, даже не расквасишь нос, зато получишь незабываемое ощущение от почти полного контакта с первозданной природой.

Колонна дикого камня, так заинтересовавшая меня, оказалась на поверку действительно сложенной полимиктовым песчаником. Отбив пару кусков, я убрал гидромолоток и повертел их перед глазами, меняя фильтры и приближение. Выглядели булыжники совершенно банально, но ведь это мои первые образцы на Марсе!

Ноги определенно еще не размялись, и я прогулялся до «снежной комнаты», так окрестил грот, обнаруженный модулем «А». Позволил себе краткую туристическую экскурсию. Не похоже на земные сугробы, а все же… Я распахнул руки и спиной завалился в рыхлый снег.

Когда-то давным-давно, в тихую безлунную ночь, черное небо было истыкано звездами и прошито полосой, напоминающей конденсационный след турболета — это бледно светился Млечный путь. Под огнем далеких уличных фонарей посверкивала изморозь, крошками сыпавшаяся с веток, а мне мечталось лететь от планеты к планете, из одной системы в другую, не останавливаясь нигде надолго. И чтобы у меня не было детей, никогда. Потому что дети тоскуют по родителям, а у родителей всегда свои дела. Им некогда, они заняты чем-то Самым Важным, Необходимым Именно Сейчас, подчас Великим.

Потом дети вырастают, и оказывается, они всегда были одни. Зачем же плодить несчастных? И зачем приносить себя им в жертву? Мои вулканологи, Алла и Стив, чета Джефферсонов, научили меня многому, никогда не будучи рядом, а суть учений свелась к одиночеству. Человек должен быть один. Ни за кого и ни перед кем не в ответе, никем не связанный. Мои родители, я знаю это, хотели бы вернуться, потрепать меня за загривок и сводить в иллюзион-клуб. Они постоянно отодвигали это, ведь наука не ждет, всегда есть незаконченное, вот-вот раскроющееся, подобное таинственному ореху из сказки, которую не они мне читали.

Мои родители хотели вернуться, но так и не смогли это сделать, и теперь, обращенные в пепел, незаметно украшают Луну где-то там, на обращенной к Земле стороне. В ночи полнолуний, часами валяясь в сугробе, я глядел в недостижимое небо и рассматривал ее, единственный спутник Земли. Бывало, брал с собой окуляр, и с его помощью на морозном воздухе изучал «моря», горы и кратеры, все то, что легко можно было получить в домашней стереопроекции. Я не знал тогда, что они не вернутся с Гавайев, и что даже завещание отделит их от меня, похоронив на Луне.

Я бежал с Земли и избегаю Луны. Попробовал Ганимед, но бесконечная дождевая баня пришлась не по вкусу. Знал, что понравится Марс, и пусть планета встретила меня жесткой посадкой в первом же воздушном рейсе, на самом деле она приняла в себя намного глубже, чем можно было рассчитывать. Валяясь в снегу древней пещеры, грубо продавив телом осторожные следы робота-разведчика, я по-варварски нарушил здешний покой, без почтения к сединам растрепал и раздавил тонкие снежно-ледяные веточки, возможно, росшие сотни лет в сухом разреженном воздухе, где вода не может долго находиться в жидкой фазе. Я лежал на спине, пялясь в белый, нежный и неживой мох, облепивший потолок, а сверху, подмигивая моему фонарю, опускались крохотные снежинки.

Темный пол огромного зала, к которому я вернулся, был гладким, хоть катись на коньках. Сложенный прозрачным льдом, он казался черным. Я посветил фонариком, но рассмотреть дно не удалось, на глубине метра в полтора помутнело, дальше луч не проникал.

Взяв несколько проб, я решил добраться до расщелины, границы территории, разведанной модулем «А» в первом походе. Свет выхватывал наклонные колонны и гигантские сростки прозрачных ледяных кристаллов, горы обломков, местами вперемешку с камнем. Попадались интересные образцы, куски базальта и алевролиты, до того не встречавшиеся, железистые конкреции от горошины до шара почти с кулак размером. Парочку таких я прихватил с собой.