Эпопея любви - [53]

— Уедете сегодня же.

— А что мне передать Его Святейшеству? Что вы помирились с гугенотами? Это я должен ему сообщить?

— Сообщите святому отцу, что адмирал Колиньи мертв! — ответила Екатерина.

— Адмирал? — изумился Сальвиати. — Да вот же он! В тридцати шагах от нас. Горделив, как всегда.

— Через сколько дней вы прибудете в Рим?

— Через десять дней, мадам, если мне будет, что сообщить…

— Адмирал умрет через пять дней.

— А как я это докажу? — грубо спросил монах.

— С помощью головы Колиньи, я пошлю ее вам, — бесстрастно ответила Екатерина.

Сколь ни был безжалостен Сальвиати, даже он не смог сдержать дрожь. А Екатерина прибавила:

— Скажите святому отцу, что адмирал умер и в Париже больше нет гугенотов…

— Мадам!

— Скажите, что гугенотов больше нет и во Франции, — закончила королева загробным голосом.

Она оторвалась от книги, опустилась коленями на молельную скамеечку и замерла в молитве. Бледный как смерть Сальвиати медленно отступил назад.

Никто не заметил этой беседы, лишь одна персона, казалось бы, погруженная в самые набожные размышления, скользя взглядом по всему собору, уловила все, что произошло.

И эта персона — не кто иная, как новобрачная, старшая дочь Екатерины и сестра Карла IX, принцесса Маргарита.

Маргарита во всем была противоположностью своей матери: образованная, не ханжа и не святоша, способная вести умные разговоры на латыни и даже на греческом, эта девушка мало походила на женщин своего времени. Она любила литературу и не отличалась строгостью нрава. Кровь и насилие отталкивали ее, а ужасы войны Маргарита ненавидела. Конечно, ее можно было упрекнуть в том, что женскую добродетель она считала пережитком, но, заметим, даже предаваясь порокам, Маргарита умела сохранять изящество в словах и в поступках, а за это многое можно простить принцессе.

Еще утром, до отъезда кортежа, Колиньи, прибыв в Лувр, обратился к Карлу IX:

— Сир, сегодня прекрасный день и для короля Наваррского, и для всех его собратьев по вере.

— Конечно, — не задумываясь, ответил король, — ибо, отдавая мою сестру кузену Генриху, я отдаю ее всем гугенотам королевства.

Эта реплика, свидетельствовавшая о том, что Карл не очень-то высоко оценивал добродетель своей сестрицы, тут была доведена до сведения Маргариты. Та в ответ лишь очаровательно улыбнулась:

— Вот как? Мой брат и повелитель изволил сказать именно это? Ну что же, я последую его совету и сделаю все, чтобы осчастливить каждого гугенота во Франции.

Маргарита внимательным взором уловила, что между Сальвиати и королевой-матерью во время венчания шли какие-то переговоры. Стоя на коленях рядом с Генрихом Беарнским, принцесса тихонько подтолкнула его локтем.

Генрих, коленопреклоненный, был немного бледен, но лукавая улыбка не сходила с его уст. Он также исподтишка разглядывал окружающих. Епископ же над ними бормотал слова службы.

— Сударь, супруг мой, — прошептала Маргарита, — видели, моя матушка беседовала с преподобным Сальвиати.

Генрих, казалось, с благоговением прислушивавшийся к мессе, ответил вполголоса:

— Право, мадам, я ничего не видел, но знаю, у вас прекрасное зрение, и надеюсь, вы сообщите мне, что же увидели вы.

— Ничего хорошего я здесь не вижу.

— Неужто вы чего-то боитесь, душенька? — насмешливо спросил гасконец.

— Вовсе нет, сударь, но разве вы ничего не чувствуете?

— Чувствую. Пахнет ладаном.

— А по-моему, в соборе пахнет порохом.

Генрих бросил быстрый взгляд на свою супругу и, видимо, понял, что она хотела сказать. Он склонил голову пониже, словно отдаваясь молитве, и на этот раз вполне серьезно прошептал:

— Мадам, могу я быть с вами искренен? Скажите, я могу положиться на вас?

— Да, государь, супруг мой, — твердо ответила Маргарита. — Но, пока мы будем в Париже, не отходите от меня ни на шаг.

— Сударыня, кажется, я действительно боюсь… боюсь только одного…

— Чего же, сударь?

— Как бы мне не влюбиться в вас…

Маргарита кокетливо улыбнулась:

— Договорились, государь, супруг мой. Пока мы останемся в Лувре, поклянитесь, что будете верны мне.

— Мадам, вы очаровательны, — вполне искренне проговорил король Наваррский.

Вот такой разговор состоялся у новобрачных во время церемонии.

Наконец венчание закончилось. Кардиналы, епископы, архиепископы, весь капитул собора Парижской Богоматери в одеяниях, сверкавших золотом, в митрах, с посохами двинулся к дверям под звуки гимна Те Deum. Король Наваррский подал руку новой королеве Наваррской; Екатерина Медичи, Карл IX и принцы прошли через ряды вельмож и придворных дам, застывших в своих тяжелых шелковых нарядах. Вновь раздался торжественный звук фанфар и заговорили колокола. Загремели пушки, толпа завопила, и под эти крики, к которым примешивались угрозы и проклятия, кортеж двинулся обратно к Лувру.

В Лувре сразу же начались торжества, но Маргарита, выслушав поздравления и пожелания от придворных, увлекла короля Наваррского в свои покои.

— Сир, — сказала ему принцесса, — вот моя спальня. Как видите, я приказала поставить для вас вторую кровать. Пока вы будете спать здесь, сударь, я ручаюсь за вашу жизнь.

— Клянусь Богом, сударыня! — воскликнул Генрих. — Вам что-то известно?