Эпохи холст – багряной кистью - [4]

– С «Ретвизана» подтверждают, что переборки держат воду, – известил младший флаг-офицер.

– Поднять ход ещё на три узла! Иметь тринадцать!

Бронированная колонна чуть растянулась. Ведущий «Цесаревич» кинжальной массой водоизмещения резал море, ни единым вздрогом не реагируя на бьющие в скулу волны, что забрасывали бак брызгами. Самые рьяные из них долетали искрящейся взвесью до носовой башни, грозно довернувшей стволы-хоботы главного калибра на левый крамбол.

– Бой неизбежен, – зачем-то сказал Матусевич, красноречиво взглянув при этом на командующего, словно хотел спросить: «…не будем как-то либо уклоняться, либо маневрировать, дабы оказаться в более выгодной конфигурации, при данном курсе схождения с противником?»

В этот момент Вильгельм Карлович вспоминал «макаровские наставления», где говорилось о глазомере – «хорошем морском глазе» и здравомыслии, что подскажет рациональное решение.

«Как лучше – пойти напролом, как можно быстрей миновав противника? Пусть и под сосредоточенным огнём… Или всё же сподручней встретить тоговскую „палочку над Т“ строем фронта?»

И он ссутулился, скривился лицом, не забывая по прежним выходам в море, насколько топорно маневрирование и управление эскадрой:

«Отвернуть, довернуть… вовсе сломать строй. Когда ещё эти подозрительные миноносцы по курсу…»

Тут «Цесаревич» неожиданно снова потащило в сторону.

В этот раз адмирал не сдерживал своего раздражения, бросив Иванову:

– Капитан первого ранга, извольте разобраться и восстановить управляемость судном!

Флагманский броненосец выкатывался из строя, и следующие за ним корабли были вынуждены стопорить ход. Строй смешался, общая скорость эскадры упала.

Оглянувшись, Витгефт увидел, как «Ретвизан» принял влево, «Победа» уклонилась вправо, «Пересвет» соответственно отвернул на румб левее. До «Севастополя» и «Полтавы» эта «ёлочка» не докатилась просто из-за того, что они немного отставали, успев замедлиться.

Всё это безобразие длилось несколько минут, ровно до того момента, когда флагман снова занял своё место.

Однако конвульсии по русской колонне продолжались! Теперь завиляла «Победа».

– Это чёрт знает что! – всегда деликатный Витгефт добавил ещё пару забористых, исключительно морских выражений. Переведя взгляд в сторону прущего на пересечку противника (пока, слава богу, далёкого), адмирал задался вопросом, обращаясь ко всем офицерам штаба:

– Как думаете, они видят нашу неуправляемость и беспомощность в манёвре? Сейчас бы им в самую пору резко сократить дистанцию и…

– Далеко. Возможно, не замечают, – предположил Матусевич и указал рукой по курсу эскадры, где сновали миноноски противника, – а вот с этих нашу сумятицу однозначно заметили. И «маркони» докладывают, что «частят передачей» пронырливые! Забить эфир?

Впрочем, предложение прозвучало неуверенно, понимая, что поздно – все, что надо, уже передано. К тому же строй эскадры восстановился. «Победа» вернулась на место.

Общий ход снова пошёл вверх, достигнув тринадцати узлов.

– Да! Это «первый» – главный – отряд Того в составе основных броненосных сил! – громко доложил младший флаг-офицер мичман Эллис. – Головным, судя по всему, «Микаса». И… они отворачивают!

– Как отворачивают?!

Все вооружённые биноклями офицеры как один подняли их к глазам.

– Действительно! Приняли от нас в сторону.

«Глазомер», – снова вспомнил Витгефт, оценивая дистанции, скорости и углы схождения-расхождения, не без удовольствия выразив:

– Либо Того что-то перемудрил со своей «палочкой»… – и подозрительно покосился в сторону курсовой линии – странные эволюции японских миноносцев не давали покоя, – либо заманивает нас. Господа, а не ставят ли мины те паразиты впереди по курсу?

* * *

В каждодневной неприхотливости и суровом стоицизме, в традиционной склонности к фатальному взгляду на жизнь… всегда помня (зная), что же для японца и настоящего самурая является высшим смыслом жизни, Хэйхатиро Того неуклонно верил в особое покровительство богов… и саму Судьбу, что в итоге приведёт сынов Ямато к победе.

Сказать «задолго» было бы неправильно… Неправильно, но именно задолго до японо-китайской войны 1894 года и первого личного опыта сражений на море…

…присовокупив к этому опыт в немногочисленных пока морских стычках с русскими…

…еще, будучи кадетом на «Хэмпшире»[1], будущий адмирал Хэйхатиро с неуловимым и присущим японцам презрением ко всему варварскому, так или иначе, вполне принимал практицизм и прагматизм западной военно-морской концепции, как и видел её очевидные недостатки. Например то, что корабельная артиллерия несёт в себе слишком малую мощь для скорого уничтожения боевого корабля противника.

Пожалуй, только одно оружие, придуманное материалистами-европейцами, вписывалось в самурайский эталон искусства войны и соответствовало японскому духу…

Это самодвижущиеся мины Уайтхеда, которые в своём боевом применении подобны стремительному колющему удару катаны, так удачно поразившие вражеские корабли на рейде Порт-Артура.

Это в том числе минные банки, на которых гайдзины получали неожиданную невидимую подводную смерть, а потонувший «Петропавловск» унёс с собой особенно опасного противника – адмирала Макарова.