Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев - [2]
По мнению римского гражданина, германцы – это люди, в характере которых ярко выражены светлые и темные стороны – ибо к ним неприменимы такие понятия, как добродетель и порок, добро и зло. Римляне охотно говорят об их природной гордости, упрямстве и упорстве, умении не сдаваться даже после поражения, но такие слова, как величие и благородство, они бессознательно оставляют для себя и равных себе.
В произведениях классической культуры мы встречаем полуэстетическую, получеловеческую симпатию к этим детям дикой природы; но даже это чувство основано на смеси страха и ненависти, которую испытывает к ним обычный человек, поскольку считает варваров частью дикой природы. Цивилизованный человек может ощутить приступ восхищения первобытной силой жизни, присущей этим людям, силой, которая течет, сама не зная куда. Человек на вершине своего великолепия может задуматься о счастливой доле детей природы, играющих в грязи далеко внизу, – этого состояния ему, к сожалению или к счастью, достичь не удастся.
Тацит, непревзойденный художник слова своего времени, вознося хвалы их простой жизни, не пытался приукрасить дикаря, не делал попыток показать его более умным или привлекательным, чем он был на самом деле. Напротив, Тацит приложил все усилия, чтобы показать, как скромны потребности дикаря, как просты его добродетели и примитивны пороки. Для германцев, заявлял он, добрые обычаи гораздо важнее, чем для других народов хорошие законы. «Ростовщичество и извлечение из него выгоды им неизвестно, и это оберегает их от него надежнее, чем если бы оно воспрещалось»[1].
В своих обычаях эти дикари нашли наивные и простые формы выражения своих примитивных чувств: «Приданое предлагает не жена мужу, а муж жене. При этом присутствуют ее родственники и близкие и осматривают его подарки; и недопустимо, чтобы эти подарки состояли из женских украшений и уборов для новобрачной, но то должны быть быки, взнузданный конь и щит с фрамеей и мечом. За эти подарки он получает жену, да и она взамен отдаривает мужа каким-либо оружием; в их глазах это наиболее прочные узы, это – священные таинства, это – боги супружества. И чтобы женщина не считала себя непричастной к помыслам о доблестных подвигах, непричастной к превратностям войн, все, знаменующее собою ее вступление в брак, напоминает о том, что отныне она призвана разделять труды и опасности мужа и в мирное время, и в битве». И как полагается друзьям, «они радуются подаркам друг друга, давая и получая свободно, без мысли о том, чтобы приобрести побольше; их объединяет дружба и добрая воля». Иными словами, никаких хитроумных планов, а простое спонтанное чувство.
Тацит стремится показать, что «добродетель» и «порок» развиваются у людей, которых он описывает, совершенно естественным путем. То, что наполняет цивилизованного человека ужасом и отвращением к варварам, состоит в том, что мы сталкиваемся здесь с совершенно непредсказуемым существом, человеком, не знающим закона. Дикарь держит свою клятву, совершенно не задумываясь об этом; и точно так же, не задумываясь, нарушает клятвы и обещания; он может быть храбрым и великодушным и в то же время грубым и жестоким. Принять варвара в свой круг знакомств – это все равно что построить дом рядом с вулканом. Что из того, что варвары умеют строить дома и обрабатывать почву, – их уклад и сельское хозяйство примитивны. Они царапают поверхность земли и снимают с нее крохотный урожай, а на следующий год переходят на новое место. Что из того, что у них есть скот, что они умеют воевать и даже обладают неким подобием суда? Они умеют даже производить отличное оружие – но все это не делает их цивилизованными людьми.
Германские народы впервые появились в истории в начале нашей эры; через тысячу лет мир увидел их в последний раз. В течение короткого периода северные народы господствовали на европейской сцене, с яростной поспешностью формируя свой расовый характер и свои идеалы, после чего изменились и слились с людьми европейской цивилизации. Их уход сопровождался исчезновением независимой германской культуры.
Норманнов также описывали представители другого этноса и культуры, и эта картина сильно напоминает ту, которую оставили римские историки, характеризуя их предков. Дикие, кровожадные, плохо поддающиеся доводам разума, наделенные яркими пороками, и для всех остальных народов – настоящие дьяволы, – такую характеристику дают им средневековые хронисты. Цивилизованные люди, судившие о них теперь, были христианами, которые считали, что мир разделен не между народами разного уровня культуры, а между силами света и тьмы, и то, что не освещено светом христианства, является порождением Сатаны. Варвары классической эпохи превратились в демонов христианского Средневековья.
На этот раз подобная картина не являлась единственной, имелась и соперничающая с ней. Здесь, на Севере, германская раса оставила свои собственные памятники для грядущих поколений, показав себя такими, какими они хотели себя видеть, не задумываясь о том, какое произведут впечатление на чужаков, а стремясь полнее себя выразить.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Биологическое оружие пытались применять еще в древнем Риме, когда при осаде городов за крепостные стены перебрасывались трупы умерших от чумы, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. Аналогичным образом поступали в средневековой Европе. В середине 1920-х, впервые в мире, группа советских бактериологов приступило к созданию биологического оружия. Поздним летом 1942 года оно впервые было применено под Сталинградом. Вторая попытка была в 1943 году в Крыму. Впрочем, Сталин так и не решился на его масштабное использование.
В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Ирландский рыцарь Кормак Фицджеффри вернулся в государства крестоносцев на Святой Земле и узнал, что его брат по оружию предательски убит. Месть — вот всё, что осталось кельту: виновный в смерти его друга умрет, будь он даже византийским императором.
Жан-Кристоф Рюфен, писатель, врач, дипломат, член Французской академии, в настоящей книге вспоминает, как он ходил паломником к мощам апостола Иакова в испанский город Сантьяго-де-Компостела. Рюфен прошел пешком более восьмисот километров через Страну Басков, вдоль морского побережья по провинции Кантабрия, миновал поля и горы Астурии и Галисии. В своих путевых заметках он рассказывает, что видел и пережил за долгие недели пути: здесь и описания природы, и уличные сценки, и характеристики спутников автора, и философские размышления.
Балерина в прошлом, а в дальнейшем журналист и балетный критик, Джули Кавана написала великолепную, исчерпывающую биографию Рудольфа Нуреева на основе огромного фактографического, архивного и эпистолярного материала. Она правдиво и одновременно с огромным чувством такта отобразила душу гения на фоне сложнейших поворотов его жизни и борьбы за свое уникальное место в искусстве.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Павел Дмитриевич Брянцев несколько лет преподавал историю в одном из средних учебных заведений и заметил, с каким вниманием ученики слушают объяснения тех отделов русской истории, которые касаются Литвы и ее отношений к Польше и России. Ввиду интереса к этой теме и отсутствия необходимых источников Брянцев решил сам написать историю Литовского государства. Занимался он этим сочинением семь лет: пересмотрел множество источников и пособий, выбрал из них только самые главные и существенные события и соединил их в одну общую картину истории Литовского государства.