Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир - [44]
Двоемирие так или иначе проявляется в «Докторе» ньюскульной эпохи, хотя бы в том, что каждая серия открывается заставкой, в которой ТАРДИС – машина времени – летит сквозь временную воронку>22. Доктор постоянно выталкивает своих спутников за грани их собственной жизни, перенося их то в будущее, то в прошлое. Но под научно-фантастическими клише скрывается более глубокий пласт, который, в частности, хорошо заметен, если сравнить судьбу Розы, первой спутницы Доктора, с судьбой Сэма из «Жизни на Марсе». Сэм, как мы знаем, застряв между жизнью и смертью, попадает в «прошлое» – свое прошлое, в котором он встречает мать, отца и даже самого себя>23. Роза не впадает в кому; однако и она навещает своих родителей – и себя в младенческом возрасте. В серии «День отца» (Father's Day, 1:8) Доктор, по просьбе Розы, привозит ее в тот день, когда она была младенцем, а ее отца, Пита Тайлера, сбила машина. Роза не только знакомится со своим отцом, но и пытается предотвратить его гибель, вызывая таким образом вселенскую катастрофу и нашествие хтонических существ. По словам Доктора, подобное вмешательство в уже случившуюся историю наносит раны самому времени, а чудовища призваны «продезинфицировать» эту рану. Но на деле эти существа более всего напоминают свирепого пса Цербера, охраняющего пределы загробного мира. Доктор напоминает Розе и нам о том, что отец Розы давно погиб и его место в мире мертвых. Машина, которая должна была его сбить, вновь и вновь проезжает по улице, как ладья Харона, в ожидании, когда он это поймет и вернется в свой Аид>24.
Но и в других, менее очевидных, случаях путешествие во времени часто осмысляется спутницами Доктора как потусторонний опыт. Клара, спутница Одиннадцатого доктора, видит, как благодаря чудесной машине времени перед ней проносится, как на быстрой перемотке, вся история Земли, от рождения до смерти:
Клара: Сначала ты охотишься за привидениями в 1974 году, но все, что тебе нужно сделать, это открыть глаза и начать разговаривать с окружающими. А я для тебя еще не родилась и умерла сто миллиардов лет назад. Ведь мое тело где-то там, под землей?
Доктор: Думаю, да.
Клара: Но вот же мы с тобой разговариваем. Значит, я призрак. Для тебя я призрак. Все мы призраки. (Доктор Кто, «Прячься»/Н!бе, 7:9).
Позже Клара потеряет своего возлюбленного, и Доктор, совсем как Орфей, отправится вместе с ней искать его в «аду». А потом сама она погибнет, но будет спасена за секунду до смерти и превратится в того самого «призрака» – в человека без сердцебиения>25.
Для Доктора смерть и перерождение – естественные стадии его жизненного цикла. Сам Доктор воспринимает их как полную «гибель всерьез», никогда не зная наперед, как пройдет регенерация и переживет ли он ее. Такое сочетание бессмертия и смертности передается и его спутникам – одна спутница оказывается заточенной в другой вселенной и таким образом умирает для своего мира; другая погибает в альтернативной истории; третий погибает и возвращается к жизни несколько раз, пока окончательно не исчезает из настоящего времени. Хотя из всех этих спутников по-настоящему погибает только Клара (и даже ее спасают в последний момент), все эти события воспринимаются как гибель, пусть даже и обратимая.
Все видеть и все понимать
Постоянно пребывая на границе миров, Доктор наделен абсолютным, всеобъемлющим видением всех живых существ, причем не только в пространстве, но и во времени. В ньюскульной версии это задается с первой же серии:
Девятый Доктор: Я чувствую все – вращение Земли… Земля под ногами несется со скоростью тысяча км в час, и вся планета мчится вокруг солнца… и я это знаю. Мы с тобой несемся через космос, цепляясь за оболочку этого крошечного мира, и если отпустим… Вот кто я такой. (Доктор Кто, «Роза» / Rose, 1:1).
Эту необыкновенную способность прозревать то, что не видят другие, Доктор передает своим спутникам. Как правило, они дорого расплачиваются за это всеобъемлющее видение мира, так как никто, кроме самого Доктора, не способен удержать в себе эти способности и знания. Отчасти это происходит оттого, что они становятся частью двоемирия, в то время как повседневная жизнь блекнет. Рано или поздно за это знание надо будет расплачиваться, как расплачивается герой «Косморамы» Одоевского, одной из самых мистических повестей русского романтизма. Еще ребенком заглянув в волшебный ящик, он становится медиумом, проводником, с которым разговаривают и духи, и живые люди. Пути назад нет, он не способен более жить в человеческом сообществе, всех теряет, оставшись полным затворником: «Приотворилась дверь в царство духов; чудесное вторглось в реальную жизнь, и все покрылось глубокой мистической тайной, от которой трепещет душа чуткого человека; нездешнее заглянуло в очи человека, и он приобщился великого безумия избранных»>26. Подобно ТАРДИС Доктора, косморама больше внутри, чем снаружи, и, заглянув в нее, человек меняется навсегда.
Такое знание и такой всеобъемлющий взгляд, как правило, оказываются невыносимыми для смертных спутников Доктора – так, Донна, попросив дать ей послушать «песню рабства», телепатически передающуюся на одной из планет, немедленно умоляет забрать ее, так как не может этого выдержать. Роза, первая спутница ньюскульного Доктора, в итоге попадает в ловушку – в параллельную вселенную, фактически умерев для нашего мира. У Марты, другой спутницы Доктора, вся семья оказывается в заложниках у Мастера-#Мориарти; и в финале мы видим, что из студентки-медика она превращается в воина-убийцу. Спутники Одиннадцатого доктора Эми и Рори, как герои гофмановского «Золотого горшка», навсегда исчезают – переместившись в другое время, полностью потеряв связь со своими близкими.
