Эпоха Пятизонья - [4]

– Пейте, пейте, и сразу пойдем закусывать.

– А что, положено? – Он посмотрел на нее пристально, с любопытством. Какая же ты там, внутри?

Она нравилась ему все больше. Но внутренний голос говорил ему, что очень красивые женщины недоступны. Слишком много вокруг них крутится мужчин более успешных, чем я. Когда об этом задумываешься, перестаешь действовать. У кого круче машина, у кого толще кошелек, а кто просто нагл. У меня нет ни того, ни другого, ни третьего. Наверное, я просто сталкер.

– Положено, – ответила она, выходя из кабинета со странной улыбкой на ярких губах.

Казалось, она все поняла. В глазах ее промелькнули чертики. Совсем как у Ирки, решил он и разозлился на себя за то, что не сумел скрыть свои чувства.

– Вы прямо инквизитор. – Костя одним махом проглотил спирт, не почувствовав вкуса, только через мгновение в желудке поселился теплый комок, и поспешил за медсестрой.

Его накормили в больничной столовой: настоящая жирная солянка с кусочком лимона, с двумя черными маслинами, две толстенные отбивные с кровью, картофельное пюре и салат, политый деревенским подсолнечным маслом. Костя еще удивился: откуда ранней весной грунтовые помидоры и огурцы? В обычной больнице так не кормят. В обычной больнице кормят тощими кашами. А потом ему дали еще большой, высокий стакан гранатового сока и необычайно свежее пирожное.

После обильной еды ему сделалось так жарко и так захотелось спать, что он завалился в ординаторской на кушетке.

Разбудил его Бараско. Он стоял над ним, тыкал в него пистолетом, у которого был зловещий черный зрачок, и твердил:

– Держи, вставай, держи, вставай!

Может, и наоборот. Костя спросонья не разобрал, а только увидел, что Бараско одет не по-больничному – в чужую кожаную куртку-реглан и что правая рука у него на перевязи из черного с красным опять-таки чужого галстука.

– Что случилось?! – спросил Костя, вскакивая и путаясь в пледе.

Оказывается, Лера его укрыла, пока он дремал. Где-то в глубине души, правда, теплилась надежда, что это все еще продолжение сна, а не реальность, но, увы, Ред Бараско был самым что ни на есть настоящим.

– Уходить надо! – В голосе Бараско прозвучал скрытый упрек. – Тебе твой «анцитаур» ничего не подсказывает?

Костя хотел сказать, что «анцитаур» вот уже год как молчит, но Бараско и слушать его не захотел, словно знал наперед все доводы, а крепко встряхнул левой рукой за плечо, поморщился и сказал:

– Соберись, считай, что мы в Зоне!

– В какой?

– Какая разница? В нашей, в вашей, в ихней – в какой еще?! – насмешливо ответил Бараско так, словно все было решено.

На самом деле разница была: Чернобыльская Зона – это одно, Крым – это другое, а Москва – это третье. И все они разные, как Зона в Новосибирске или под Санкт-Петербургом. У каждой своя специфика. Говорят, что в Крымской преобладала мистика, но добрая, хотя там сам черт ногу сломит из-за ее многоликости, а в Новосибирской попроще – только «сталтехи» и «механоиды». В Сосновом же Бору – вовсе небезобидные и бесхозные «дроны», приходящие из четвертого измерения. «Дроны» – отдельное природное явление. Их использовали в качестве оружия, но их надо было уметь приручать. Многие сталкеры погибли, не имея навыков дрессуры. Все это мгновенно пронеслось у Кости в голове. Не то чтобы он специально интересовался Зонами, но информацию в Интернете почитывал, боясь ощутить в себе патологическую тягу хотя бы к одной из них – то, что предсказывал Бараско еще в Чернобыле. Он потряс головой и понял, что дело серьезное, очень серьезное. Бараско просто так пугать не будет. Бараско – солидный сталкер.

– Ну и молодец! – похвалил Бараско. – Идем!

Косте страшно захотелось попрощаться с красавицей Лерой, но он быстро взял себя в руки, тем более что Бараско уже стоял в дверях ординаторской и к чему-то прислушивался. Вряд ли на его месте Бараско обратил бы внимание на женщин. Косте стало стыдно за свои необузданные порывы. У Реда особый нюх на всякого рода опасности. Он сделал два кошачьих шага, и Костя поспешил следом, копируя его движения. В старой Чернобыльской Зоне не особенно расходишься городским шагом.

В коридоре было тихо и сумрачно, как бывает тихо и сумрачно ночью в больнице. Красавица медсестра спала за столом, уронив голову на учебник по серологии. Должно быть, учится на медицинском, с удовлетворением решил Костя. Ее каштановые волосы выбились из-под шапочки и двумя колечками лежали на щеке. Костя не удержался, наклонился и поцеловал Леру в эти самые кудряшки, вдохнув мимоходом их пьянящий запах.

Лера встрепенулась, смущенно поправила шапочку и, еще до конца не понимая, что происходит, произнесла:

– Куда же вы?!

– С-с-с… – приложил Бараско палец к губам, приоткрывая дверь и выглядывая наружу.

– Но вам еще надо лежать… у вас же рана не закрылась… – растерянно произнесла Лера, поднимаясь и направляясь следом за Костей.

От нее пахну́ло теплом и уютом. И вообще, ему показалось, что он знает ее давным-давно, сто лет, и это ощущение у него было впервые. Ни к кому из своих знакомых женщин он не испытывал такого странного чувства.

– Мы вернемся, – пообещал Ред, бесшумно, как кошка, выскакивая на лестничную клетку.