Эпоха открытий. Возможности и угрозы второго Ренессанса - [11]

Но «классика», как впоследствии стали называть греческие и латинские тексты, сама по себе не могла обеспечить занятость растущего числа европейских типографий.

Сама цель публикации книг расширилась от сохранения мудрости прошлого и распространения религиозных взглядов до пропаганды новых идей и нового опыта. Возник новый формат – памфлет, – и это расширило возможности для самовыражения. Короткие, быстро появляющиеся и дешевые печатные брошюры были твитами пятисотлетней давности. Торговцы, клерки, ремесленники и другие специалисты, а также проповедники с 1500 по 1530 г. опубликовали около 4000 листовок на разные темы [15]. Памфлеты позволяли ученым быстро связать свое имя с новым открытием или доказать несостоятельность мнения конкурентов. Одно только Великое сближение Юпитера и Сатурна в 1524 г. спровоцировало издание около 160 брошюр, написанных шестьюдесятью авторами (большинство из них разжигали панику и предвещали близкий конец света) [16]. Другие памфлеты стремились предвосхитить бедствия и политические кризисы и снабдить обеспокоенную общественность фактами (и домыслами) о том, кто потерпит крах, а кто его избежит. Мартин Лютер случайно положил начало протестантской Реформации, когда его листок с жаркой критикой католической церкви, прибитый к дверям местной церкви в 1517 г., был переиздан и распространился в европейских масштабах. (Подробнее см. главу 7.)

Но ни одно из этих последствий не наступило мгновенно – обществу потребовалось время, чтобы адаптироваться к новым условиям. Писцы продолжали трудиться еще несколько десятилетий, а через сто лет после изобретения книгопечатания консерваторы по-прежнему указывали на недостатки этой технологии. Например, иногда она способствовала распространению ошибочных данных (самый яркий пример – так называемая Грешная Библия, изданная в Лондоне в типографии Роберта Баркера в 1631 г.; седьмая заповедь в ней гласила: «Прелюбодействуй»). Но книгопечатание оказалось слишком полезным и слишком быстрым, чтобы его можно было остановить. Глава Библиотеки Ватикана Джованни Андреа Бусси размышлял в 1470 г.: «Едва ли можно отыскать изобретение, имевшее подобную важность для человечества, будь то в древние или нынешние времена» [17].

Цукерберг

Сегодня мы можем это сделать. Зарождение новых, цифровых средств сбора, передачи и обмена информацией – второй гутенберговский момент в нашей истории.

В оцифрованном виде аналоговый мир, в котором мы живем, – книги, речь, футбольные матчи и прикосновения к сенсорному экрану, – выглядит как последовательность нулей и единиц. Как и азбука Морзе, для человека эта система слишком громоздкая («громоздкий» переводится как 01110100011001010110010001101001011011110111010101110011»), но она удобна для компьютера, поскольку различие между нулем и единицей, «вкл» и «выкл» совершенно ясно. В ходе преобразования мы теряем часть информации (гладкая аналоговая звуковая волна в цифровом формате превращается в ступенчатый зиккурат), но в качестве компромисса получаем взамен вычислительную мощность машины. При этом мы умеем быстро наращивать эту мощность. В 1965 г. соучредитель компании Intel Гордон Мур отметил, что число транзисторов, которые его компания может разместить на компьютерной микросхеме (и, следовательно, вычислительная мощность микросхемы), удваивается примерно каждые два года. «Закон Мура», как его назвали, до сих пор остается в силе.

Это, пожалуй, самое важное эмпирическое наблюдение нашего времени. Одной из определяющих особенностей первого гутенберговского момента была скорость: в течение одной человеческой жизни возникло и повсеместно распространилось новое средство развития культуры и коммуникации. То же самое происходит сейчас и с нами. Рассмотрим материальную инфраструктуру, лежащую в основе этого процесса. В XV в. эта инфраструктура состояла из типографий, сегодня это наземные и подводные оптоволоконные кабели. Первый межконтинентальный оптоволоконный кабель был проложен в 1988 г. С тех пор рост вычислительных мощностей и увеличение объема передаваемых данных превратили отдельные редкие нити в густую сеть. И число пользователей этой инфраструктуры выросло более чем в семь раз – с 400 миллионов на рубеже тысячелетия до 3 миллиардов сейчас [18].

Это самое быстрое массовое внедрение технологии, когда-либо случавшееся в истории. По крайней мере, так было, пока мы не уменьшили цифровые устройства и не сделали их мобильными. Совсем недавно, в 1998 г., только 20 % жителей развитых стран и 1 % жителей развивающихся стран имели сотовые телефоны [19]. Теперь в развитых странах количество абонентов мобильной связи превышает количество людей, а в развивающихся странах распространение сотовой связи достигло 90 % [20].

Зарегистрированные пользователи интернета в развитых и развивающихся странах

Абоненты мобильной связи в развитых и развивающихся странах

Всего за 20 лет почти все человечество оказалось соединено с помощью голоса или данных.World Bank Databank (2015). World Development Indicators. По материалам data.worldbank.org

Почти треть пользователей мобильных сетей теперь могут получить со своего телефона доступ в интернет [21]. Единственное, что в человеческой культуре сейчас растет быстрее, чем использование цифровых мобильных устройств, – это количество передаваемой с их помощью информации, главным образом потому что каждый год мы производим миллиарды новых, более совершенных устройств для сбора и обмена данными. К этим устройствам относятся не только смартфоны, но и сетевые автомобили, посудомоечные машины, магнитно-резонансные томографы и гигантские радиотелескопы. В 2011 г. на планете было столько же сетевых устройств, сколько людей. В 2015 г. устройства превосходили нас числом в соотношении 3:1. С их помощью человечество в течение одного года создало, скопировало и распространило около 44 зеттабайт данных. Это очень много – представьте цифру 44 с 21 нулем. Чтобы слегка расширить перспективу: эти данные заполнили бы стопку 128-гигабайтных смартфонов высотой 250 тысяч километров – две трети расстояния до Луны. И эта стопка «вырастает» вдвое каждые два года. Совсем недавно, в 2005 г., ежегодный массив данных занимал расстояние «всего лишь» от Майами до Лондона [22].