Эпоха лишних смыслов - [3]

– Ты еще напечатаешься тиражом больше десяти тысяч.

Туров позеленел. Не дожидаясь реакции, я зашла в кабинет Арлиновой и плотно затворила дверь.

– Доводите нашего гения? – с упреком поинтересовалась Арлинова, и я, не выдержав, улыбнулась глазами.

– Зря вы так, Роза. Герман у нас один в своем роде, разбирается с горячечным бредом лучше всех.

Я чуть кивнула. Что правда, то правда. Впрочем, исключительно потому, что сам его пишет.

– Боюсь я вас посылать на закрытие, если там Босх погоняет Дали и все вместе припорошено личными перверсиями автора. А Герочка глазом не моргнет. Бывало, он даже до деконструкции не доходил, уговаривал людей больше не писать и обратиться за помощью.

Об этом я слышала в первый раз, но симпатии к Турову не прибавилось ни на гран.

– Так что вы отнеситесь к нему с пониманием. Может же мальчик дышать к вам неровно?

Я вскинула глаза на Арлинову. Она, кажется, и не думала шутить.

– Простите, Микаэла Витальевна, в этом я сомневаюсь.

– Не кокетничайте, Роза. Лучше налейте себе чаю и садитесь, надо поговорить.

Я послушно налила заварки в фарфоровую чашку, бросила два кусочка сахара и устроилась в кресле напротив Арлиновой, привычно гадая, почему именно она руководит отделом.

– Значит, Гамов на Конгресс, Оливинская – в пляс, если позволите такую формулировку?

Я почти поперхнулась. Арлинова, меж тем, спокойно смотрела на меня прозрачно-серыми глазами и ждала ответа.

– Не знаю, о чем вы, Микаэла Витальевна, – осторожно начала я.

– Как же, как же. Двадцать двенадцать дробь семьдесят три, Светлов, «Оттенок льда». Фэнтези.

– Я сдала отчет по этому делу.

Арлинова вздохнула и оперлась на стол, сняла очки в тонкой золотой оправе.

– Роза, давайте начистоту.

Я сделала глоток и неловко пожала плечами. Вся прелесть отточенных движений состоит в том, что они прирастают, становятся частью личности, маской, защитой, пуленепробиваемым стеклом и в конечном итоге способны обмануть даже Арлинову, не то что Макса.

– Нашли Светлова сами, правильно?

– Да, в ходе обычной проверки.

– Его роман грозил реальности, на ваш взгляд?

Я поставила чашку на стол и посмотрела на Микаэлу Витальевну внимательно. Неужто наш гениальный деконструктор, Деррида в юбке, ошиблась, и я смогу ускользнуть?

– Если вы из-за этого… То да, считаю, что грозил. Десяток новых читателей каждый день, все усложняющийся сюжет, восторженные отзывы.

– Гамов одобрил?

– Перед отлетом.

Я вспомнила Макса и, как обычно, ничего не почувствовала.

– И вы поехали к Светлову.

– Совершенно верно.

– Потому что…

– Потому что это стандартная процедура для стажера. Работа с автором в полевых условиях.

Арлинова покивала с самым серьезным видом.

– Позвольте спросить, Роза, что случилось дальше?

– Все стандартнее не придумаешь. Как в учебнике. Деконструктор приезжает, автор отказывается сотрудничать, деконструктор уезжает, вламывается в реальность произведения и делает свое черное дело.

Я начинала терять терпение: все это уже и так было изложено в отчете, над которым я корпела два часа накануне.

– А скажите, где была точка напряжения? Где вы ее почувствовали?

– Сам мир, – буркнула я, принимая обиженный вид. – Жуткая банальность, да еще и не работает. Физика идиотская, он просто обязан был развалиться на части.

Что в итоге и произошло.

– Очень хорошо, – Арлинова заулыбалась. – Блестящая работа.

За мгновение до этого я поняла, что мне несдобровать, и принялась лихорадочно просчитывать варианты. Откуда она знает?!

– Вы, наверное, не согласитесь с тем, что задержались в реальности произведения, по крайней мере, на пару часов дольше, чем нужно? Разумеется, речь идет о субъективном времени. И уж точно не потрудитесь объяснить, зачем вы это сделали?

Занавес. Плаха. И лезвие уже мчится к моей шее. Но как ей это удалось? Я же исправно подчистила все следы. Все вероятности. Все линии. Никто за мной не следил, а я… Я лучший деконструктор в мире.

– Я повторю свой вопрос. Гамов на Конгресс – Оливинская в пляс?

Я смущенно хмыкнула и выпрямилась в кресле.

– Не понимаю, о чем вы, Микаэла Витальевна.

Первое, о чем меня предупредил Макс. При заходе за точку напряжения оперативника выгоняют.

– Что вы там делали, Роза? Почему остались, а не ушли? Заскучали, работы не было?

Не объяснять же ей, в самом деле, что мне захотелось попробовать. Да, я нарушила все писаные и неписаные правила, но голова на плечах-то у меня осталась!

Мир, придуманный Женей Светловым, был неправдоподобен; это я поняла сразу, лишь очутившись на гротескной черной скале напротив такого же гротескного черного замка. По мере продвижения вглубь меня не покидало смутное ощущение, что это редкая удача, что точка напряжения не в персонажах, не в быту, не во времени, не в деталях (боже упаси!), а в самом мире. Я даже не успела дойти до каменного сооружения, когда увидела, что кое-кто не учил в школе физику. Все недостатки, как обычно, вскрылись, как по мановению волшебной палочки. Камни полетели вверх, звезды исчертили небосклон серебряными стрелами, мир стал осыпаться, крошиться и разрушаться под своей собственной тяжестью. Мне оставалось только выйти, но я отчего-то залюбовалась и двинулась дальше, к ущелью, из которого водопадом вверх хлестал ручей.