Эпоха «Черной смерти» в Золотой Орде и прилегающих регионах (конец XIII – первая половина XV вв.) - [45]

В опубликованной в следующем году статье, Л.Н. Лангер акцентировал внимание на экономических и социальных последствиях «Черной смерти» для русских земель [Langer L.N., 1976]. По замечанию самого исследователя, одной из главных сложностей в раскрытии данной темы, считается небольшой корпус нарративных источников. Зачастую, необходимую информацию по экономической и социальной стороне жизни средневекового русского общества можно получить лишь при помощи анализа литературных произведений, а также данных, полученных в ходе археологических раскопок. Однако, даже они зачастую будут носить фрагментарный характер.

Поэтому, по заключению исследователя, большую помощь в осмыслении «Черной смерти» могут оказать данные, полученные в ходе эпидемиологических исследований чумной бактерии Yersinia pestis. Последние показали, что под «Черной смертью» необходимо понимать параллельную вспышку бубонной, септической и легочной чумы. При этом фиксировались вспышки нескольких эпидемических заболеваний: дифтерии, оспы, голодной лихорадки. Ссылаясь на совместную статью Й.-Н. Бирабена и Ж. Ле Гоффа [Biraben J.-N., Le Goff J., 1969], Л.Н. Лангер отметил, что для начала любой эпидемии чумы важную роль играют наличие двух факторов: 1) благоприятные природно-климатические условия, 2) наличие на определенной территории природных эпидемических очагов. Именно совпадение этих двух факторов и привело к началу «Черной смерти». Географический район, который был локализован в качестве возможного первоочага начала эпидемии средневековой чумы, по мнению американского историка, располагался на обширной территории, охватившей несколько районов: волжско-донское междуречье, Нижнее Поволжье и дельта реки Волги. При этом отягощающимися факторами были названы климатическое похолодание и миграция диких степных грызунов (сусликов) [Langer L.N., 1976: 354]. Именно на степные районы Северо-Восточной Руси, как о возможном регионе возникновения данного бедствия, указывают произведения русского фольклора. Исходя из того, что средневековая чума на Руси являлась неотъемлемой частью «Черной смерти», американский специалист выступил за продолжение систематического исследование данной темы. В следствии того, что русские летописные своды зачастую противоречат друг другу, а полученная информация достаточно неточна, исследователь заключил, что важную роль в реконструкции событий будет нести анализ монастырских грамот.

Данная группа письменных источников позволяет понять крайне специфическое русское явление эпохи «Черной смерти»: выморочные земли и их последующее скапливание монастырями. Собственно, появление подобного рода земель Л.Н. Лангер связывал именно с эпидемиями и масштабным голодом, а не с татарскими набегами. Хоть сами вылазки золоордынцев воспринимались крайне негативно местными жителями, но они не наносили сколь-нибудь существенного вреда развитию сельского хозяйства русских княжеств. Примером тому является нашествие Батыя в 1237–1238 гг. и поход Токтамыша на Москву в 1382 г. И в том, и в другом случае летописи не фиксировали наступления голода. В то же время, к его возникновению могли привести поход Идегея на Москву 1408/09 гг., вторжение Улуг-Мухаммеда, а также татарское нашествие на Литву в 1438 г. [Langer L.N., 1976: 358–359]. Однако, в целом, заключил исследователь, не существует корреляции между этими двумя факторами. В то же время, комбинация «голод — легочная форма чумы» привела к значительному сокращению населения. По его подсчетам, оно составило от 25 до 50 % от дочумных величин [Langer L.N., 1976: 353].

Другим последствием «Черной смерти» для русских земель, по мнению американского историка, стало увеличения численности служилого дворянства. Причем, если для Западной Европы результатом явилось ослабление аристократии и усиление буржуазии, то в Москве сразу же после «Черной смерти» стало наблюдаться усиление московских боярских родов, а также, при непосредственной поддержке последней, последующее оформление абсолютной власти Великого князя Московского [Langer L.N., 1976; 352].

Еще одним регионом, оказавшимся в центре внимания западных исследователей, стал Ближний Восток. В конце 1970-х г. в свет вышла монография одного из крупнейших английских ориенталистов М.В. Долса [Dols M.W., 1977]. В ней автор, на основе анализа средневековых источников на арабском языке, реконструировал восприятие данного события в мусульманском обществе, что автоматически сделало данное исследование одним из новаторских в современной западной историографии. Использовав в своей работе последние достижения в области биологии чумы и наработки отечественных эпидемиологов (Н.В. Федорова, Ю.М. Ралль), изучавших природные очаги заболевания, а также исследования Р. Поллитцера, ученый, пришел к выводу, что прародиной «Черной смерти» нужно считать районы обитания диких грызунов байбаков (сусликов). В данном случае он указывал на Забайкалье, Монголию, Маньчжурию и территорию советских среднеазиатских республик. Для обоснования своей точки зрения он, в качестве примера, привел сюжет, взятый из культуры местных народов. Так, согласно бурятским и монгольским легендам, именно байбаки являлись носителями таинственной болезни. О последней, заключил исследователь, сообщают древнетибетские священные книги. На юго-востоке России, Иранском Курдистане и в Каспийском регионе носителями чумы могли выступать песчанки, наиболее распространенного вида грызунов в этом регионе [Dols M.W., 1977: 71].