Рок умер. Его просто запретили. А заодно запретили панк, металл и жесткий рэп. Обывателям больше нравилась Минди, невнятно пищащая про то, что она хорошая девочка, а ее мальчик нехороший, а-я-яй! Я же от подобной музыки впадал в легкую прострацию. Хотелось только одного — оглохнуть.
В общем, мир стал безопасным до ужаса! Финальным аккордом послужило решение властей о тотальном контроле за всеми пользователями всемирной сети. Отныне, войдя в интернет, вы попадали под пристальное внимание Электронной полиции, которая не только читала всю вашу почту, но и контролировала любое ваше движение в глобальной паутине…
В прихожей раздался звонок. Я замер посреди комнаты с коробкой в руках.
— Кто там? — дрогнувшим голосом спросил я.
Вместо ответа хлипкая фанерная дверь рухнула под ударом армейского ботинка, и в квартиру ввалилось стадо омоновцев.
Бойцы в активном камуфляже, в масках, в бронежелетах, с автоматами, гранатами и даже ручным пулеметом, бережно уложили меня на пол лицом вниз и пару раз, скорее для проформы, чем от души, пнули ботинком в бок. Я не обиделся. Мне это даже польстило — столько народа примчалось арестовывать меня одного. Моего соседа, который по пьянке выкинул жену из окна, повязали двое оперов, а ко мне явилась целая бригада.
Между тем, в комнате появился оперативник. Он заглянул в коробку, валявшуюся тут же на полу, и удовлетворенно крякнул.
— Это мы удачно зашли. Вон сколько добра! Повысите нам раскрываемость, дорогой товарищ!
— А что я такого сделал? — прохрюкал я из-под тушки омоновца, сидящего на мне.
— Ну как же? — развел руками опер. — Вы же сегодня послали мыло, в котором упоминалось слово «джихад». Есть у нас подозрение, что вы арабский террорист. Вот и финка ваша как раз подходит под это определение.
— Какой джихад! — возмутился я. — Я посылал заказ в кондитерский магазин! Просил прислать рахат-лукум!
— Рахат, джихад — один хрен.
— Командир! — в комнату зашел еще один мент. В руках он держал пакетик с сахаром.
— Командир! Смотрите, что я у него на кухне нашел.
— Ага! — обрадовался опер. — Неустановленный порошок. Возьмем на экспертизу.
— Это сахар! — слабо пискнул я.
— Там разберемся — сахар это или гексаген, а может, споры язвы какой, — ответил опер, пробуя порошок на вкус…
Когда меня везли в отделение, опер вдруг совершенно по-доброму хлопнул меня дубинкой по спине и сказал:
— Ладно, парень. Ну не повезло тебе. Думаешь, мне самому приятно жить в этом кастрированном мире? Но работа такая. Да ты не волнуйся! Отсидишь годика три и вернешься домой. Знаешь, каким классным этот мир после тюрьмы покажется!
