Эпиграфы к эпилогу - [23]

И вот однажды, после очередного успешного доклада, он был вызван в высокий кабинет, где навстречу ему, поднявшись из-за стола, направился самый главный из начальников и объявил о новом назначении – на пост руководителя Главного департамента науки, искусства и цирка. Большой начальник поздравил его с назначением, даже уделив лишние две минуты на общение, во время которого, слегка приобнявши за плечо и внимательно глядя в глаза, попросил навести на «этом сложном и ответственном участке» порядок.

На следующий же рабочий день новый руководитель начал наводить порядок с таким рвением, что к первому же визиту самого высокого начальника, который тот нанес в Департамент через полгода с целью инспекционной проверки, ему было что показать. Все ученые были поделены на две уже знакомые нам категории – полезных и мешающих делу, после чего вторые были изгнаны. Все деятели искусств и цирковые подверглись той же чистке, и глазам начальства предстала благостная картина – все театры играли один и тот же полезный репертуар, а в цирке клоуны веселили народ шутками, спущенными им по разнарядке сверху.

В тот вечер он позволил себе рюмку коньяку.

***

Лавка, в которую я случайно забрел, поражала обилием удивительных экспонатов. Непонятно было только, что она из себя представляла – то ли собрание антиквариата, то ли артефакты вперемешку с сувенирами со всего мира. Засомневавшись, я вышел из дверей взглянуть на вывеску, но так и не понял ничего, поскольку на ней было выведено единственное слово – «Лавка». Снова потревожив колокольчик на входной двери, я вернулся в это загадочное помещение и принялся разглядывать экспонаты.

Чего тут только не было и какие только альянсы не составляли выставленные экспонаты. Одна из книг первого тиража, изданного Джозефом Смитом, и кепи французского образца офицера армии южан соседствовали с роучем шайенов и трубкой с кисетом то ли хадатсов, то ли манданов. Тут же, на соседней полке рядом с пуговицей кителя морского офицера царской армии трехвековой давности висела кухлянка ительмена, а чуть поодаль спокойно уживались старинные издания библии и торы, с которыми соседствовал без всяких претензий на особость «Цитатник Мао».

Всякую вещь в лавке дозволялось трогать без опасения быть или распятым, или покоренным и проданным в вечное рабство, или, на худой конец, загнанным в резервацию с поражением в правах. И ни одной из них не было дела ни до хозяина этой замечательной лавки, ни до меня, обыкновенного любопытствующего, ни до многочисленных проверяющих, заглядывавших в лавку ежемесячно «попроведать» ее владельца. Безразличные к любым коллизиям, с ними происходящим, равнодушные к течению времени и конъюнктуре спроса, страницы разных книг, святых для многих из ныне живущих, не переплетались в яростной попытке задушить друг друга. Они давно успокоились познав ту самую вечность, что так красочно описана в сплетении букв разной толщины и начертания, нанесенных на гладкую и любовно обработанную заботливыми руками некогда живших людей поверхность каждой из них.

А на улицах вокруг лавки бушевали страсти и в открывавшиеся иногда двери доносились отголоски этой извечной битвы за место под солнцем, всегда оканчивающейся «победой» всех сторон.

ГЛАВА VII

Один

Я вас повел, и вы пошли за мной, увлеченные красотой образов, которые я вам нарисовал, и идей, поразивших вас своим волшебным сиянием. Чем дальше мы шли, тем больше становилось у нас последователей – из горстки начинавших мы превратились в многомиллионную армию.

Прошло время, я обернулся посмотреть на ваши лица и в первых рядах увидел пустые глаза и фигуры в позах принужденной готовности. «Может быть, кто-то в задних рядах?» – подумал я и тут же отбросил эту мысль, до краев не дотянуться.

Остановился, отошел на обочину. Поток людей двинулся мимо меня, не обращая на «прародителя» никакого внимания. Я стоял и смотрел, пытаясь заговорить с кем-то из идущих, мне казалось, что должна же быть хоть пара глаз…

Но это была толпа, и не было в ней просвета.

***

Горизонт чист и ясен, перспектива открыта на все триста шестьдесят – выбирай направление по душе. А хочешь, пойди сначала туда, где сияют снежные шапки гор и с шумом низвергаются водопады, а потом спустись на равнину, к дивным садам и виноградникам, тянущимся вдоль берегов полноводной реки, сядь на проходящую баржу, наполненную дарами этих садов, и выйди на самом берегу великого океана, куда уже многие тысячелетия река несет свои воды. Не бойся, выбирай любое направление и без опаски делай первый шаг пока горизонт чист, ведь это бывает редко, так редко, что не каждому поколению выпадает удача.

Обычно картина иная. Все вокруг затянуто густым дымом, запах гари и тлена от миллионов потерянных судеб, и ни одного огонька. Всматриваешься до боли и слез в глазах – ничего, ни малейшего проблеска. А ведь давно пора уже делать шаг, часы тикают, отмеряя отпущенное время, подгоняют, словно говоря: «Поторапливайся, опоздаешь». Но как сделать этот первый шаг, не зная куда идти, боязно. Оглядываешься вокруг – справа и слева десятки, сотни и тысячи таких же, тщетно высматривающих в густой пелене хоть какой-то знак. Но – ничего, только марево, застывшее, плотное, не шелохнется.