Эныч - [13]

Плухов согласно кивает.

— Генерал, — Дельцин кладет вилку на серебряный поднос, — у вас есть салфетки?

3

Раннее пасмурное утро. Дождь. Эныч и Кувякин выходят из ворот вытрезвителя. По асфальту бегут грязные струйки воды. Эныч без пиджака. Холодные капли попадают за воротник. Съежившийся Коля, отстав от Эныча на полшага, пошмыгивает носом.

— Да, Эныч, дали мы вчера с тобой маху. Надо было последний пузырь у себя во дворе шлепнуть. Что ни говори, а родные стены всегда вытащат. А ведь говорил я себе: «Пора уходить, Коля…»

Мутные струйки собираются в лужи, которых приятели не замечают. Изредка Энычу и Коле попадаются навстречу зонты и сумрачные лица прохожих.

— Ну так что будем делать, Эныч? — спрашивает Коля. — Надо чего-то думать…

— Думаю, — отвечает не оборачиваясь Эныч.

Коля хмыкает, углубляясь в свои невеселые мысли. Через минуту спрашивает:

— Ну как? Что придумал?

Грузно ступая, Эныч продолжает свой путь.

— Трупы мыть будешь? — предлагает он.

— Там все забито. Туда к четырем утра подходить надо.

— Тогда разгрузим вагон с цементом.

— Да ты что, Эныч. Сдохнем.

— Тогда не знаю, — говорит Эныч. — Думай сам.

— Да… — Коля поднимает воротник своего пиджака. — Задача. Я, конечно, могу зайти к Володьке-солдату, но он мне не даст. Прижимистый он. Вот если бы кто-нибудь другой попросил… Например, ты. — Коля останавливается. — Слушай, Эныч, а это идея!

Эныч продолжает идти. Коля разочарованно смотрит ему в спину.

— Ну, может, тогда…

— К солдату идем, — отчеканивает Эн Энович. Довольный Коля, идя вслед за другом, инструктирует того.

— Солдат обычно у гаражей околачивается, — объясняет Коля. — А денег у него больше чем у Рокфеллера или даже Светки из винного. Ты, Эныч, у него пятерку стрельни. Нет, даже червонец. Да, лучше червонец — для начала большого пути.

— А отдавать кто будет? — спрашивает Эн Энович.

У Коли развязывается шнурок на ботинке. Поравнявшись спустя минуту с товарищем, он отвечает:

— Не боись, Эныч. Я с автобазы шланг экспроприирую. Володьке-солдату он для перевозки мебели нужен. Так что под шланг и занимай. Солдат тебя уважает.

…Володьки возле гаражей нет. Приятелям подсказывают, что он торгует лосьоном и «тройным» на вокзале. Окрыленные надеждой на успех, друзья отправляются по указанному адресу.

На вокзале, переступая через тела отдыхающих-ожидающих, они продвигаются в направлении заколоченного буфета. Однако солдата-спасителя на рабочем месте не оказывается. Коля и Эныч стоят потерянные. Неожиданно перед ними возникает немой. Мычит, отзывает за буфет. В проеме между обшарпанной сырой стенкой и досками буфета немой достает из кармана несколько самодельных перелистных календариков. Все они умещаются на ладони Эна Эновича. Коля с ленцой разглядывает фотографии усатого вождя-грузина в маршальском кителе, мальчиков и девочек, писающих неподалеку от какой-то раскоряченной башни, и ангела, стреляющего в испуганную даму со сладострастным лицом.

Немой мычит, трясет вертикальным пальцем.

— Тебе что, рубль нужен? — тупо глядя то на календарики, то на немого, спрашивает Эныч.

Немой забирает товар, прячет, принимается усиленно жестикулировать. Лицо его обретает многозначительное выражение. Затем он поднимает большой палец к самому Колиному носу, и в руках у Кувякина оказывается календарик покрупнее. Большой палец сменяется тремя рядовыми. Коля неохотно переворачивает странички с голыми расплывшимися девицами. Продолжая мычать, торговец перемещает три пальца к глазам Эна Эновича, у которого по скулам начинают гулять желваки.

— Чего размычался? МДАЗВОН, — прерывает Эныч гримасничанье.

— Давай, парень, дуй отсюда, — говорит Коля.

Немой выхватывает календарик и покидает проем. Его несостоявшиеся покупатели выходят следом. Коля предлагает поискать солдата на перроне.

По залу тем временем разливается трель колокольчиков. Отдыхающие отрывают от пола сонные головы, ворочают ими, прислушиваются к непонятным веселым звукам. Женщина с грудным ребенком, сидящая на узлах у выкрашенной под мрамор колонны, окликает торопящегося к выходу немого:

— Мужчина! Эй, мужчина, вы обронили что-то!

— Пошла ты!.. — огрызается немой. Выбегает из зала, утягивая с собой волшебные звуки.

Орет проснувшийся младенец. Кто-то поблизости заходится кашлем. В центре зала что-то громко падает. Головы отдыхающих возвращаются на места.

Эн Энович и Коля стоят на перроне. Володьки-солдата здесь тоже не видно. Удаляется хвост пассажирского поезда. Мимо приятелей проходит носильщик, толкая пустую тележку. Останавливается рядом с ними, шутит:

— Что, мужики, от поезда отстали? Ну, бабы ваши вам теперь дадут! Правда, не скоро.

— Тебе хорошо смеяться, — вяло откликается Коля. — Вон румяный какой, наверно стакана два принял. Уж если ты такой доброхот, то помог бы людям здоровье поправить. Нам и лекарства всего-то по сто грамм…

— Может быть, вас к гастроному подвезти? Тележка свободна.

— Не до шуток, отец, — устало говорит Коля.

— Ребята, вы местные? — к носильщику, Коле и Энычу подходит парень лет тридцати, в помятых брюках, небритый, с матерчатым чемоданом.

— Ладно, папаша, чего стал, толкай свою тележку, — отправляет Коля носильщика. Поворачивается к подошедшему — Конечно, местные. А что ты хотел?