Енот Шрёдингера - [13]

Гоша со своим учителем идеально вписался в общество. Высший свет любит эксцентричность и ценит экстравагантность, так что необычный облик сделал обоих если не местными звёздами, то очень близко к тому. Онодэра-сэнсэй отличался исключительной молчаливостью, внушавшей почтение и непонятное чувство опасности, а его ученик блистал в прямом смысле этого слова – в первый же день полёта енот дорвался до магазинов и буквально довёл продавцов до сердечных приступов, но компенсировал моральные травмы щедрыми чаевыми. Продавцы ювелирных магазинов оказались самыми сообразительными. Наставник негромко, но долго матерился, угрозами заставил исправить некоторые шероховатости получившегося образа, и общими усилиями мохнатый полутораметровый зверь стал выглядеть чуть ли не эталоном мужской красоты. Если смотреть с точки зрения енота, естественно.

Гоше общее внимание нравилось. Причём нравилось не в смысле удовлетворения тщеславия, а появившимся предчувствием наступления грандиозных событий, в которых он непременно примет участие в главных ролях. И события не замедлили с… в общем, ни с чем они не замедлили.

* * *

Толстый господин с сигарой явно контрабандного происхождения, разговаривая с таким же толстяком с антикварным моноклем в глазу, спросил, указывая себе через плечо:

– Ибрагим-сан, а это правда, что вон тот странный зверь в смокинге приходится родным племянником небезызвестному Мэтью Кукаревичу?

– Совершеннейшая правда, – подтвердил господин с моноклем. – И даже больше скажу, старый скряга настолько ценит своего юного родственника, что на его охрану единовременно выделил десять миллиардов кредитов. Вы можете в это поверить? Лайнер, на котором мы летим, стоит гораздо дешевле. Не удивлюсь, если половина гостей окажется переодетыми агентами Управления Специальных Служб.

– Простите, Ибрагим-сан, но федеральные службы не занимаются охраной частных лиц.

– За десять миллиардов?

Цифра произвела впечатление, и толстяк с сигарой завистливо вздохнул:

– Я вот не могу себе позволить тратить на телохранителей половину годового дохода. Это слишком расточительно.

– Ах, Райво, вы эти деньги тратите на певичек из провинциальных мюзик-холлов.

– Это совсем другое дело, Ибрагим-сан. Меценатство нынче в моде, вот и приходится соответствовать.

– Чистый альтруизм, да? – рассмеялся господин с моноклем. – Если только он, то искренне сочувствую.

Мистер Райво обиделся и возмущённо возразил:

– Я ещё кое-что могу, уважаемый Ибрагим-сан. Молодость, конечно, ушла безвозвратно, но… Вы понимаете, да?

– Да, молодость… А что в той молодости? – сделал неожиданный вывод толстяк с моноклем. – В воспоминаниях она хороша, а на самом деле от неё одни только огорчения и неприятности. Бестолковая учёба в престижном колледже, постоянная нехватка денег, граничащая с нищетой. Разве можно было прожить на пятьдесят тысяч кредитов в месяц? То ли дело сейчас!

– Сейчас лучше, – согласился мистер Райво. – Только гораздо реже.

– Это вы о чём?

– Да сразу обо всём. Мы свои капиталы сами зарабатывали, а нынешней молодёжи состояния достаются без малейших усилий практически даром. Вы когда заработали свой первый миллиард?

– В двадцать лет я получил наследство.

– Вот! А до этого времени вы работали не покладая рук. Вы посмотрите на племянника Мэтью Кукаревича – разве можно в таком возрасте иметь лично заработанные миллиарды?

– Честно сказать, я совсем не разбираюсь в енотах и не могу определять их возраст.

– Это элементарно! Лишь юнцы способны на такую глупость, как генетическая коррекция. Не удивлюсь, если вместо мозгов у него миска с попкорном.

– Но десять миллиардов убеждают нас в обратном.

– Вы думаете? Меня, например, они не убеждают, а очень сильно расстраивают.

– Из-за того, что не ваши?

– Именно.

– Так исправьте несправедливость.

– Каким образом?

– В колледже, помнится, вы славились как непревзойдённый игрок в покер. Неужели знаменитая колода с девятью тузами и шестью джокерами пылится где-нибудь в дальнем ящике?

– Вы мне льстите, право слово. Но если не откажетесь помочь, то я готов тряхнуть стариной. Предложите юноше пару-тройку партий или мне самому?

– Без разницы. А как будем делить выигрыш, честно или поровну?

– Предлагаю поделить пополам.

– Согласен!

* * *

На следующий день енот проснулся от сильного толчка в бок и требовательного голоса Онодэры-сэнсэя:

– Гоша, вставай, а то счастье проспишь.

– Какое счастье, учитель? И с добрым утром!

– Обыкновенное счастье. Оно, кстати, всегда обыкновенное.

Енот сладко потянулся, потом облизнул правую лапу и протёр глаза:

– Сэнсэй, а кто такой падаван? Уже не первый раз слышу. Это твой родственник?

– Не говори глупостей, – отмахнулся Онодэра. – И вообще ты ошибаешься, и правильно будет не падаван, а «П.О. «Диван». Есть такая мебельная фабрика купца первой гильдии Сердюкова на Лукерье Туманной.

– Да? А мне послышалось…

– Именно послышалось! – строгим голосом произнёс сэнсэй. – Заканчивай валяться и пойдём завтракать.

– Так рано?

– Дел полно. Или ты собираешься ограничиться только двумя лохами?

– А что, есть ещё кто-то на примете?

– Ой-вэй, плюйте на него, люди! – картинно запричитал Онодэра-сэнсэй. – Наивность твоя разумные пределы превосходит. Полон жертвами потенциальными лайнер этот, и жадность затмевает разум их. Долг наш в излечении страждущих алчностью состоит. Вставай, придурок!