Енот-потаскун - [30]

Мы сидели на кухне, пили кофе, о чем-то разговаривали. Меня аж подташнивать начало от волнения.

Ну скорей бы уж, что ли. Сколько можно тянуть?

Я поймала себя на том, что хочу не Федора и не абстрактного секса с абстрактным мужчиной, а чтобы все уже произошло. Чтобы знать наверняка, может ли у нас вообще что-то получиться.

Поставив в раковину кофейные чашки, я замерла, словно ожидая чего-то. Он подошел, положил руки мне на плечи, я повернулась.

Дежавю…

Федор целовал меня, я отвечала — и… ничего не чувствовала. Ни желания, ни отвращения. Ну вот вообще ничего. Как будто со стороны смотрела: что это тут, собственно, такое происходит.

Его руки тяжело опустились на бедра. Сквозь тонкую ткань платья я почувствовала, как прижалась к животу твердая выпуклость. Обычно это заводило с пол-оборота, но сейчас… В долю секунды я представила, как он разденет меня, будет целовать, ласкать, потом войдет… Вместо привычной теплой тяжести низ живота залило острым холодом. Как будто кто-то рядом прищемил палец дверью.

— Федь, прости… — я уперлась ладонями ему в грудь. — Я не могу.

Динамо-машина, чтоб тебя… Дважды за один день — это уже перебор.

— Не можешь или не хочешь? — он едва заметно дернул уголком рта.

— Федь, ты… очень хороший, ты мне нравишься, но…

— Я слишком тороплюсь?

О господи, даже если мы еще сто лет будем ходить в театры и музеи, вряд ли что-то изменится. Потому что… да потому что я просто тебя не хочу. И с этим ничего не поделаешь.

— Прости. Не получится у нас…

— Ну, по крайней мере, честно, — помолчав, сказал он, наклонился и поцеловал меня в лоб. — Спасибо за… кофе.

Хлопнула дверь в прихожей. Я мешком шлепнулась на стул. Часы показывали половину первого. Безумный день — неужели он наконец закончился?

Переваливаясь, подобрался Тошка, поставил лапы на колени, умильно заглянул в глаза.

— Ну что, хитрая жопа, — я потрепала его за ушами. — Как думаешь, прорвемся? — и ответила сама со вздохом: — Прорвемся… наверно.

— Да, мать, — Ольга закрыла лицо руками. — Надо тебе поскорее разводиться. Иначе ты всех мужиков в городе поперединамишь. Ну надо же, «я замужем»!

Пока наши смотровые кварцевали, мы сидели в комнате отдыха и пили кофе. В детали и подробности своей вчерашней эпопеи я не вдавалась, но и того, что рассказала, хватило с лихвой.

— Ты думаешь, я действительно потому, что формально еще замужем? — обиделась я.

— Да нет, конечно. Ну Федечка ладно, я с самого начала сказала, что вы не пара. Не стоило мужика обнадеживать. Но мальчика-то зачем отфутболила? Сходила бы с ним в кинчик, что ли, а там было бы видно. Только не ври, что он тебе не нравится.

— Нет! Да… Нет! Он трахает все, что шевелится. Оль, я не хочу быть одной из многих. На один раз.

— А если не на один? — Ольга по-птичьи наклонила голову.

— На два? Три? Не хочу!

— Хочешь на всю жизнь? Втюрилась, что ли?

— Нет. Ничего не хочу, — я наклонилась и уткнулась лицом в колени. — И никого. Никогда. Я вообще в лесбиянки подамся.

— Тебе не понравится, — фыркнула Ольга в кружку.

— Откуда ты знаешь? А вдруг?

— Там надо не только, чтобы тебя, но и чтобы ты. Представь… ты снимаешь с какой-то девки трусы и начинаешь ее… нежно ласкать… — она недвусмысленно облизнула губы.

— Да ну тебя на фиг! Прекрати!

— Оля, к тебе котик на прививки, — в комнату заглянула Валя.

— Слушай, Оль, — вспомнила я, когда она уже подошла к двери, — насчет развода. Ты в четверг не выйдешь вместо меня с утра? Мне в суд как раз. А я после обеда за тебя.

— Хорошо, давай, — согласилась Ольга.

Сашка, разумеется, не пришел. Судья, приятная женщина в черной мантии с белым плиссированным галстуком, снова перенесла заседание.

— А когда примерно? — умоляюще спросила я.

— Где-то через месяц. Повестку получите.

— А нельзя пораньше? — я сложила руки на груди, как Тошка складывал лапы. — Все равно ведь не придет.

— Девушка, миленькая, — судья нежно погладила деревянный молоточек, — я вам и так одолжение делаю. Если б ваш муж сразу явился, я бы вам три месяца дала на раздумки. А так раз не пришел — месяц, два не пришел — еще месяц. В третий раз не появится, сразу и разведу. Вы в выигрыше.

Выигрыш, конечно, так себе, но… она была права, не поспоришь. Оставалось набраться терпения и ждать. Если подумать, по факту в моей жизни ничего не менялось, но эта печать в паспорте казалась мне чем-то вроде гири на ноге. Давала ощущение несвободы, зависимости.

Как только разведусь, все изменится, сказала я себе. Изменится к лучшему.

Конечно, это была иллюзия, я прекрасно это понимала. Но мне так было легче. Этот месяц — его просто надо переждать, перетерпеть.

Дом — работа — дом. Иногда Ольга вытаскивала куда-нибудь — пройтись по магазинам, посидеть в кафе. Еще приходилось ездить к маме, но там был свой отдельный цирк.

Соседка баба Маша тихо умерла во сне, и мама взялась за Соню. Еще на похоронах захватила ее в клещи, убеждая продать комнату. Соня тихо ежилась и мялась. По закону, она обязана была предложить комнату именно соседке и только после ее письменного отказа кому-то другому. Но проблема заключалась в том, что Соня продавать вообще не хотела. Надо думать, Вася, ее отец, перед смертью завещал ей стоять до последнего и не сдаваться. Как мой — непременно выкупить.