Энн в Редмонде - [13]

— Неужели я и правда завтра в это время буду в Грингейбле? — блаженным голосом произнесла Энн вечером перед отъездом домой. — И ты тоже, Фил, будешь в Болингброке с Алеком и Алонсо.

— Да, я буду рада их снова увидеть, — кивнула Фил, отправляя в рот шоколадную конфету. — Они ведь и правда чудные ребята. Конечно, я замечательно проведу рождественские каникулы. Будут танцы, пикники, катания и разные прочие увеселения. Я тебе никогда не прощу, королева Анна, то, что ты отказалась поехать ко мне домой на каникулы.

— «Никогда» на твоем языке означает «три дня», дорогая Фил. Спасибо тебе за приглашение, я когда-нибудь с радостью приеду погостить в Болингброк. Но не в этом году. Все мое существо рвется в Грингейбл. Ты просто не представляешь себе, как я истосковалась по дому!

— Ну и что за веселье там тебя ждет? — пренебрежительно спросила Фил. — Посиделки кружка по простежке одеял? И все ваши старые сплетницы будут перемалывать твои косточки и за спиной, и прямо в лицо. Ты там умрешь от скуки, дорогая.

— Я умру от скуки в Эвонли? — изумленно переспросила Энн. Эта мысль показалась ей просто смехотворной.

— А если бы ты поехала со мной, ты повеселилась бы на славу. Болингброк весь в тебя влюбился бы, королева Анна, — в твои волосы, в твою царскую осанку. Ты не похожа ни на кого в нашем городе. Ты пользовалась бы бешеным успехом — а я бы грелась в лучах твоей славы. Энн, может, передумаешь и поедешь?

— Ты нарисовала увлекательную картину побед, которые ждут меня в Болингброке, Фил, а теперь я тебе нарисую другую. Я еду домой на старую ферму, в дом, который когда-то был покрашен в зеленый цвет, но с тех пор выцвел и стал почти серым. Он стоит посреди голых яблонь. В лощине течет ручей, а за ним темный и грустный декабрьский еловый лесок, где звучит музыка арф, струны которых щиплют пальцы ветра и дождя. Неподалеку — пруд, но сейчас он замерз и выглядит серым и унылым. В доме меня ждут две пожилые женщины, одна худая, другая толстая, и двое близнецов: одна — образец послушания, другой — жуткий сорванец. Я буду спать в маленькой комнатке в мансарде на замечательной пуховой перине, которая после здешней кровати представляется мне пределом роскоши. Ну и как тебе нравится моя картина, Фил?

— Ничего скучнее и представить себе нельзя. — Фил с гримаской передернула плечами.

— Да, но я не сказала о главном — о том, что все преображает и делает праздничным. Меня там любят, любят нежно и беззаветно, любят так, как никогда не будут любить где-нибудь еще. И эта любовь превращает мою картину в шедевр — даже если она написана и не очень яркими красками.

Фил молча встала, бросила на кресло коробку с шоколадками, подошла к Энн и крепко обняла ее.

— Как бы мне хотелось быть похожей на тебя, Энн, — серьезно сказала она.

На следующий вечер Диана встретила Энн на станции с коляской, и они вместе поехали домой под молчаливым, усеянным звездами небом. Подъезжая к Грингейблу, девушки увидели, что у дома необыкновенно праздничный вид. Во всех окнах горел свет, а во дворе пылал яркий костер, вокруг которого прыгали две маленькие фигурки: одна из них, завидев въезжающую в ворота коляску, издала дикий восторженный вопль.

— Дэви считает, что это — боевой клич индейцев, — засмеялась Диана. — Его научил так вопить работник мистера Гаррисона, и он специально тренировался к твоему приезду. Миссис Линд говорит, что от этих воплей у нее дергается голова. Знаешь, что он делает: подкрадется к ней из-за спины, а потом как завопит! А сучья для этого костра он таскал две недели и приставал к Марилле, чтобы она позволила полить их керосином. Судя по запаху, он таки ее уговорил, хотя миссис Линд до последней минуты твердила, что если Марилла поддастся, то Дэви и сам взлетит на воздух, и весь дом взорвет.

Энн выскочила из коляски, и вот уже Дэви обнимает ее колени, а Дора крепко вцепилась ей в руку.

— Правда, потрясный костер, Энн? Дай я тебе покажу, как его надо шевелить — видишь, какие летят искры? Я его для тебя разжег, Энн, — я так рад, что ты приехала.

Открылась дверь кухни, и на освещенном фоне показался худощавый силуэт Мариллы. Она вышла навстречу Энн в темный двор, потому что ужасно боялась, что расплачется от радости, — ведь суровая Марилла считала любое проявление эмоций неприличным. Позади нее стояла миссис Линд — все такая же полная и добрая, как и прежде. Любовь, про которую Энн говорила Фил, обволокла ее своим теплом и счастьем. Нет, ничто не может сравниться со старыми привязанностями, старыми друзьями и старым Грингейблом! На столе красовался парадный сервиз с розочками, который Марилла доставала лишь по большим праздникам. Глаза Энн сияли, щеки раскраснелись, счастливый смех звучал серебром. К тому же Диана сказала, что останется у нее на ночь, как она часто делала раньше.

— Надо полагать, что вы с Дианой проболтаете всю ночь напролет, — иронично заметила Марилла, когда девушки отправились наверх. Марилла всегда, ненароком выдав свои чувства, начинала говорить саркастическим тоном.

— Обязательно, — весело отозвалась Энн, — но сначала я уложу спать Дэви. Он на этом настаивает.