Енисей - река сибирская - [74]

А Бегичев в это время наносил на карту открытые им реки. Ту, в которой он едва не утонул, назвал Лидией, другую большую реку — Тамарой: в честь своих дочерей.

В 1920 году норвежское правительство, обратясь за помощью к советскому правительству, назвало имя полярного следопыта как одного из людей, могущих оказать наибольшую пользу в трудном деле. А дело было вот какое.

Полярный путешественник Амундсен, дрейфовавший во льдах на судне "Мод", послал двух своих спутников, Кнутсена и Тессема, с донесением на остров Диксон. Смельчаки пошли, и след их затерялся в ледяной пустыне. Никто их больше не видел.

Произошла какая-то трагедия. Но какая? Где погибли норвежцы?

Бегичев должен был ответить на эти вопросы.

Весна 1921 года. Опять следопыт ведет вдаль олений караван. Путь чертовски труден. От непосильных переходов гибнут олени. Мириады комаров жалят путников, отравляя им короткие минуты отдыха. Тундра чавкает под ногами, ноги глубоко уходят в вязкую почву. Но вперед, только вперед идет караван.

Наконец достигнут мыс, где норвежцы должны были вступить на материк. Обнаружена их записка: "Идем к Диксону, все благополучно". Но ведь шли они три года назад, время стерло все следы…

— Нет, — говорит Бегичев, — следы должны быть. Надо только уметь их найти.

И он поворачивает экспедицию вдоль побережья. Через сто километров — находка: размокшая, истрепанная карта Сибири с надписями по-норвежски.

— Мы на верном следу, — говорит Бегичев. — Вперед!

Меж тем давно кончилась весна, отцвела тундра, минуло короткое полярное лето.

Начались уже осенние заморозки, когда экспедиция добралась до мыса Приметного.

И тут Бегичев находит обгоревший скелет. Вокруг валяются очки, карманный барометр, норвежская монета. Сомнений нет: один из двух погиб здесь. После изнурительных странствований люди и олени едва держатся на ногах, а цель экспедиции достигнута лишь наполовину.

Наполовину! Не любил Бегичев этого слова. Он должен найти второго норвежца. Друзья отговаривают его: что за безумие, ведь легче разыскать иголку в стоге сена… Следопыт только упрямо хмурит брови.

И он нашел останки второго спутника Амундсена! Нашел уже на следующий год, на побережье около острова Диксон. Норвежское правительство поблагодарило советское правительство за блестящие результаты поисков. Полярному следопыту были высланы золотые часы с надписью: "Храброму и отважному Бегичеву — от благодарной Норвегии".

Никифор Алексеевич Бегичев умер в мае 1927 года. Последним его делом была организация первой на Севере охотничьей кооперативной артели "Белый медведь". Он не хотел больше оставаться одиночкой, он решил доказать, что и охотникам надо трудиться сообща, коллективно.

Неутомимый следопыт, много сделавший для развития Севера, оставивший добрую память на земле, похоронен под высоким деревянным крестом на берегу Ледовитого океана. Но не пустынен уже этот берег. Там, где стояло одинокое зимовье бегичевской артели, теперь большой поселок рыбаков и звероловов. Сюда приходит с товарами теплоход. На его борту крупными буквами выведено название: "Бегичев".

ГЛАВА XII. КРУЖОК НА КАРТЕ

"Где не бывал — там буду". — Что видно с самолета. — Огороды у семидесятого градуса северной широты. — Ночной матч. — Клуб заполярных инженеров. — Гости из тундры. — Взрыв.

Наш самолет летел над тундрой. Внизу виднелось одно и то же: безжизненная зеленовато-бурая равнина, вся в пятнах озер. Ни челна рыболова, ни шалаша охотника — ничего, что говорило бы о присутствии человека.

Мы летели к месту, обозначенному на карте Сибири маленьким кружком. Этот кружок был нарисован вправо от голубой линии Енисея, немного в стороне от реки, к востоку. Название, написанное мелкими буквами, ни о чем не говорило. Ох, эти кружки на карте — загадочные, незнакомые, манящие!..

Я вспомнил Шуру Вершинина, своего школьного товарища. Он хотел, когда вырастет, много путешествовать и по возможности побывать во всех интересных уголках земного шара. У него дома над столом висела карта. Над картой было написано: "Где не бывал — там буду", и красовались три восклицательных знака.

Правда, в те годы Шуре, кроме города, где мы жили, удалось побывать еще в деревне Коркиной, и больше нигде. Это я знал точно. Однако на его карте были обведены красным карандашом кружки многих городов.

— Вот чудак! — сказал мне Шура, когда я спросил, для чего он портит карту. — Ты думаешь, это я так, без дела малюю?

И он объяснил, что, готовясь к будущим путешествиям, собирает открытки, картинки, заметки из газет о разных местах. Нельзя же, в самом деле, ехать, не зная, что можно увидеть там, куда едешь!

— Вот! — и Шура ткнул пальцем в один из обведенных карандашом кружков. — Что тут написано? Архангельск! Ага, Архангельск… Одну минуточку! А теперь смотри сюда. Вот тебе Архангельск.

Он показал мне открытку, где были изображены белые дома, множество кораблей. На другой открытке я увидел площадь с полосатой будкой и памятником.

— Это памятник Ломоносову, — объяснил Шура. — А это набережная. Я недавно книжку читал про Архангельск. Интересная. Петр Первый там корабли строил.

Мы долго смотрели Шурины коллекции. И кружки на Шуриной карте для меня стали оживать. Каждый из них заключал в себе что-то свое, новое — дома, памятники, корабли, мосты, зеленые парки и многое, многое другое…