Энгус: первый воин - [79]

— Стой, не двигайся, Хагарт!

Я быстро помчался к лодкам Оуена и Брана, уже соединявшим наш маленький флот для дальнейшей битвы, и тотчас вернулся обратно, взяв с собой двух этих военных вождей. Теперь наш флот состоял не только из наших судов, но и из четырех драккаров норманнов, и мы немедленно устроили небольшое совещание на борту судна Хагарта.

Но еще раньше, как только мы коснулись друг друга бортами, я перескочил к Хагарту, чтобы приветствовать друга. Я так давно не видел его!

— Энгус! — Теперь он жадно обнимал меня, любуясь и гордясь одновременно. Я оказался почти раздавлен в его могучих медвежьих объятиях.

Мы рассказали друг другу обо всем, что с нами произошло за эти годы, и то, что мы услышали друг от друга, оказалось весьма интересным, особенно, если учесть, при каких печальных обстоятельствах мы расстались. За многое стоило благодарить Бога, ведь после всего, что произошло тогда, жизнь пошла гораздо лучше, чем можно было бы предположить.

Хагарт поведал, что он с союзниками — норвежцами — тоже собирается напасть на Дублин.

— Это наилучший момент, потому что короли Эрина готовят атаку на Олаф, форт Белого Человека.

— Энгус приносит нам удачу, — неожиданно заметил Оуен, и мне снова пришлось вжать голову в плечи, чтобы вынести его одобрительный хлопок.

Всего в нашем распоряжении теперь оказалось семнадцать драккаров, и, дождавшись раннего утра, мы встали неподалеку от устья реки, ведущей к форту. Сразу же по прибытии мы выслали разведчиков осмотреть укрепления и все подходы к форту. Было решено дождаться начала атаки ирландских королей и немедленно к ней присоединиться.

На следующее утро мне поручили опасную миссию разведчика, поскольку только я, не считая, конечно, норвежцев Хагарта, свободно владел языком норманнов. Я поставил на то, что меня не узнают. К тому же прошло столько лет — кто станет и вспоминать о юноше? Странные чувства обуревали меня, когда я отправился на это задание. Я шел прямо в лапы к Айвару, ставшему могущественным королем всей Британии. Впрочем, я тоже сильно изменился, и больше не был тем тоненьким пареньком, который сопровождал отца в своем первом военном походе. Я давно стал мужчиной, который решил во что бы то ни стало встретиться с самым влиятельным человеком на острове. И решение это застыло у меня в крови.

Я двинулся вверх по реке на одном из драккаров, взяв с собой семерых норвежцев Хагарта, и в форте представился как работорговец. Правда, охрана удивилась, что я не привез с собой никакой военной добычи, но я объяснил, что на нас напали норманнские пираты и, помимо добычи, увели еще и несколько человек команды.

— Мы хотим купить рабов подешевле в Дублине, чтобы не возвращаться в Берген с пустыми руками, — закончил я.

Нам позволили пришвартоваться, и мы разделились на четыре группы по двое. Одна группа отправилась на рынок рабов, дабы подтвердить наш род занятий, остальные стали просто гулять по крепости. На улице, где размещались кузни, мы заметили немало болтающихся без дела солдат и множество оружия. Также я выяснил, что Айвар прибыл сюда несколько месяцев назад после своего последнего похода и теперь наслаждался гостеприимством Олафа, Белого Человека. С собой Айвар привел немыслимое количество рабов: пиктов и скоттов из Далрайаты и бретонцев из Уэльса, которых намеревался продать на невольничьих еврейских рынках. Рабов было так много, что Айвар распорядился построить две сотни лодок, чтобы перевезти их в халифат Кордовы, к первой большой остановке на невольничьем пути. Сын же его Ситрик, недавно вернувшийся с востока, тоже был здесь, и его возвращение служило главной темой разговоров повсюду. На рынке только и твердили о богатствах, которыми полны эти дальние страны, и о том, сколько и чего он привез сюда. Мавританский шелк; золотые индийские кинжалы, украшенные драгоценными камнями; обоюдоострые персидские топоры, сделанные из чистого золота, с гравировками и в виде полумесяцев, а также предметы, которые персы называли анкусами и использовали для того, чтобы погонять в битве огромных животных — слонов. Были здесь уж и совсем диковинные вещи, нечто вроде меховых попон для лошадей, которые вызывали удивление по всему Дублину, равно как и колоссальное количество красивейших мавританских рабынь. Эти женщины со смуглой кожей и черными волосами всегда очень ценились среди норманнов и благодаря необыкновенной внешности и несравненной красоте стоили огромных денег на рынках Хедеби, Сигтуны или Бирки. Их покупали только короли и ярлы. Ситрик всюду появлялся в сопровождении своих комитатусов[12] — верховых, которые пользовались замысловатым и таинственным оружием из Турции.

Мало-помалу мы все собрались снова в гавани, а когда спустилась ночь, отплыли к устью, предварительно пожаловавшись охране на непомерно высокие цены. По возвращении мне непременно придется попросить Оуена и остальных бретонцев сбрить свои длинные усы, делавшие их похожими на моржей, чтобы не слишком выделяться. «Странный народ, эти бретонцы», — думал я.

— Рабы, привезенные Ситриком, вынудили всех работорговцев поднять цены, — горько жаловался я стражникам. — Может быть, нам выпадет больше удачи где-нибудь в монастырях на юге. Раз уж не удалось заполучить по сходной цене рабов, то поищем счастья в церковной утвари!